Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2

— Спасибо, Петро, за компанию. И за рассказ твой, — говорю я, прощаясь за воротами кладбища. — Ты, Петро, и сам не знаешь, как много полезного сказал. С твоей подачи я до этого допетрил! Давно за то переживал, а дотумкать не мог!

Хочу я Петра за мое дозревание до кондиции отблагодарить. А что ему на память подарить?.. Достаю из кошелька остаток декады хлебной карточки, на которой за пять дней хлеб не выкуплен, пять кило!

— Держи, Петро, покрепче эту задрипанную бумажку. Крепко держи! Не важно, что бумажно, было б денежно! За эту бумаженцию на толчке запросто отвалят пару пузырей! А не поленишься ее отоварить, будет тебе три пузыря! Без проблем!

— Без проблем в России бывает только с проблемами, — усмехается Петро. — Сам-то что жрать будешь?

— Вечером похаваю по талону в мартеновском кишкодромчике, а завтра по военкоматовской ксиве за декаду вперед хлебом отоварюсь! Ты за меня не беспокойся, я не по комсюковской дури на фронт иду, у меня там свои счеты… до того сложные, чтобы их объяснить надо пару пузырей раздавить! За все, что ты рассказал, спасибо! Это все, едрена мать, то, что должен я понять!

— Сдается мне, что понял ты что-то не то и не так. Не советую дергать тигру за хвост, это смешно, но только тигре! Ты, Сашко, ще разок на меня позырь, коль враз не побачив: як на войне интересно? Опять же интересуюсь: за кого воевать будешь? Правильно шуряк говорил: все дерьмо, кроме мочи! Но ежели тебе невтерпеж судьбу за хвост подергать, я тебе помешать не могу… А этих пузырей мне не хватало… для полного счастья! Русскому одной бутылки мало, две — много, а три — в самый цвет! Дай Бог тебе, хлопчик, живым и невредимым из этой заварухи выскочить! Хотя… невредимыми оттуда только войска НКВД выходят с песнями, как победители… когда все патроны в спины русских солдат расстреляют. Да ладно! С того света чем смогу, тем помогу! Будь спок, за мной не заржавеет! И Петро машет мне вслед раздвоенной клешней. Но не успеваю я отойти на десяток метров, как Петро окликает меня:

Эй, Саша, дружба наша! Побаловались и хватит! Забери карточку! Ни те, ни эти того не стоят! Все они — дерьмо!

— Нет, Петро. Это ты меня не понял. Я ни за тех, ни за этих. Я — за себя. А карточка мне уже ни к чему. Пользуйся, как хочешь. Не нужна — выброси… Или отдай! Ну, бывай!

Подковылял Петро ко мне:

— Ну, Сашко, раз пошла такая пьянка — режь последний огурец! Небось, учил ты в школе: «Жизнь дается один раз и прожить ее надо так, чтобы больше не захотелось!» Может, встретимся там, дзе у двери тезка мой — Апостол Петр… Зараз кажи ему, шо не так причикилял, для погулять, а у Петра Кухаревича хотишь працювать! Мае местечко там, дзе райская кухня! От там-то откормлю я тебя, мозгляка, до кондиции! Ни пуха тебе, ни… херА!

Засмеялся Петро. Впервые засмеялся при мне. Захохотал заразительно весело и неожиданно, будто бы выпрыгнул из него другой человек: счастливый, доверчивый, добрый. И сказал:

— Файный ты хлопчик, Сашко. Завсегда буду рад устречи с тобою. Токо дай тоби Бог, шоб устреча та була ще не скоро. А мине дай-то Боже скорийшей устречи с женушкой коханой и дочушенькой ясынькой… я жеж кажну нич з ними устречаюсь! — и смутившись навернувшихся слез, не оглядываясь, заковылял Петро к Верх-Исетскому рынку, чтобы поменять карточку на водку. Как видно, до упора нужны Петру Кухаревичу три пузыря враз, чтобы воспарить с ними туда, где давно живет его душа… с женой и дочкой! До встречи, Петро! Там, у входа, где Апостол Петр ждет своего веселого тезку, пряча добрую улыбку в пышную апостольскую бороду…

То, что во мне так долго копилось, разом в уверенность превратилось: если немцы победят, рабство будет хуже, чем при коммунистах. Потому что будет двойной социализм: рабство под немцами соци и нашими коммуняками, которые станут немецкими холуями. А союз озверелой гебухи с умным и педантичным немецким гестапо — этот коктейль мне не пережить! Нельзя их союз допустить! Как жаль, что так долго блуждала в запутанном лабиринте дремучих мозговых извилин моей бестолковки такая простая, как мычание, мысль! Теперь для меня фашисты — враги такие же, как коммунисты. И Тарас, Седой и Вася воюют против фашистов! А то, до чего я сегодня дотумкал, небось давно всем понятно! Не спроста коммунистам помогают даже капиталисты. Понимают: если под общим призывом

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

объединятся фашисты с коммунистами — кранты не только буржуям! А если фашистов не будет, то СССР будет обречен. Сразу, после смерти Сталина, вся эта сволочь: коммунисты и гебуха — разворуют, растащат страну, чтобы каждому отгрызть кусок от народного пирога!

И тогда ослепительный свет озарил мысли Дантеса: все, что прежде казалось темным, внезапно засияло в ярких лучах.

Конец репортажа 24

Прошел один день.

Время — 8 июня 43 г.

Возраст — 16 лет.

Место — Свердловск.

«Хочешь получать лапшу по радио? Запросто! В шесть утра помой уши, включи радиоточку и по команде Гордеева: «…расставьте их на ширину плеч! Шире! Еще шире!» — раставляй уши и радостно лопуши. Когда Гордеев скажет: «А теперь весело хлопайте!» — хлопай ушами, стряхивая лапшу! Но! Соблюдай технику безопасности — не мотай на ус то, что на уши вешают!» Эта инструкция запомнилась с зимы сорок второго…

Наслушавшись радио, из барабанно патриотических радиопередач узнал я, что добровольцы, рвущиеся армию, долго упрашивают непреклонных военкомов. Конечно, склонность советского радио к вранью заметно обогатила фольклор не унывающего русского народа анекдотами, частушками и поговорками, а все-таки не думал я, что в армию попасть проще, чем на заграничное кино с поцелуями. Хотя до семнадцати мне еще четыре месяца, но единственным препятствием моему героическому порыву — скорей намотать обмотки и забазлать строевую песню, оказалось то, что работаю я в мартеновском цехе, где стопроцентная бронь от призыва. Однако стоило мне под диктовку военкома написать заявление об отказе от брОни с просьбой призвать меня как добровольца — это препятствие отпадает.

Медкомиссия менее часа занимает. Проводится она в насквозь продуваемой сквозняком анфиладе старинного щелястого дома. Наверное, для того, чтобы заморенные голодом призывники не замирали в анабиозе, как осенние мухи, а энергично дрож-ж-жали, будто бы закипая от всенародной ярости при высоком напоре патриотизма. А радиоточки днем и ночью базлают оглашено:

Пусть ярость благородная вскипа-ает как волна-а!

Мимо шеренги врачей движется бесштанно голозадая чреда кандидатов в рядовые необученные. Непрерывное движение и натренированная однообразность осмотра каждого призывника похожа на конвейер из комедии Чарли Чаплина «Новые времена». Призывники, как детали на конвейере, доведены до стандарта святых угодников. Карточная система схарчила плоть настолько, что армии достается только «высокий дух советского патриотизма». Ростиком меня бог не обидел и среди голубеньких и пупырышчатых от прохлады семнадцатилетних заморышей из механических цехов, выросших на «сбалансированном питании» по карточке Р-1, я, шестнадцатилетний мартеновец, выгляжу образцово показательным Геркулесом.