Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2
- Название:Пятая печать. Том 2
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство “Написано пером”
- Год:2016
- Город:С-Петербург
- ISBN:978-5-00071-511-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2 краткое содержание
Судьба сына, 10-летнего Саши Войлошникова, ЧСИРа — члена семьи изменника Родины, изложена в романе «Пятая печать».
«…После второго ранения, став восемнадцатилетним инвалидом войны, обрел я не только солидное звание ветерана, но и соответствующее званию благоразумие: научился жить по правилу «не высовывайся!». Не выжить бы мне в советском обществе сталинской эпохи, не будь я инвалидом ВОВ со справкой о тяжелой контузии. Эта справка оправдывала «странное» поведение…»
Пятая печать. Том 2 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Никто не задумался, а почему перед боем прибегает в роту замкомбата по политчасти с неряшливо отпечатанными на шапирографе бланками заявлений о приеме в партию и спешно собирает подписи всех желающих под стандартной фразочкой: «Если погибну я, то прошу считать меня коммунистом!» А это беспроигрышная лотерея для партии, потому что на фронте навострились принимать в партию тех, кто уже в Царстве Небесном. Для тех, кто остался в грешном мире, нужен кандидатский срок отвоевать, не реальный для солдата на передке в пехоте. А потом им надо выучить людоедские имена африканских главарей компартий, единственных и не бескорыстных «друзей советского народа»! Так готовится мозгодуйский свист для истории о том, что воевали и гибли одни коммунисты, а беспартийные на том самом, на котором в рай ездят, к победе гарцевали под духовой оркестр!
Солнце, выглянув из-за горного хребта, ласково согревает батальон, растянувшийся по живописной дороге вдоль красивой горной долины. Оживают в лучах весеннего горного солнышка братья-славяне, сбрасывают с души бездумное маршевое опупение, похожее на дрему на ходу. Загалдела рота шуточками да подначками на причудливом солдатском жаргоне весны сорок пятого, в котором словечки, выхваченные изо всех языков Европы, причудливо скрепляет меж собою изумительно гибкая грамматика русской матерщины. Пытается Леха меня разговорить, да видит, что не в настроении я и переключается на ездового Фролова.
Ездовой на ротной повозке — фигура о-го-го! — масштаб! Не каждому старшина роты доверит ротное имущество, где, кроме боеприпаса, сухие пайки, табачок и спиртяга. Мне да Лехе доверь такое — все растащат друзья-товарищи, и останется от ротных сокровищ одно неприличное место. А потому ездовой после ротного старшины самый авторитетный человек в роте.
Но Фролов, даже если бы не был ездовым, все одно человек уважаемый, потому как мужик рассудительный, степенный, женатый и в годах. Аксакал — уж и за тридцать натикало! Не интересует его балабольный треп о бабах. Вот встреченную скотиночку, хотя бы походя, приласкает он, а то и угостит из личного продзапаса. И удивительно: все скотинки заграничные от нас шарахаются, а к нему ластятся, как к родной мамочке! И на каком языке он разговаривает с каждой скотинкой, если и кошка, и свинка тянутся к нему с полным доверием?
Однажды в Венгрии брошенные коровы увязались: бегут за повозкой, орут хором — вот умора! — чтобы подоил он их. И подоил! Все в роте парным молоком упивались! Кое-кто пытался помочь Фролову, да им коровы не давались — боялись. А к Фролову всем кагалом мордами тянулись. Доверяли. И ротный говорит: «Тебе, Фролов, не воевать, а в цирке представления давать, с тобой любая скотина по-свойски разговаривать будет!» И понатуре, кобыла ротная, арийского воспитания благородного, меня на дух не подпускает, на Леху свысока кнацает и фыркает снисходительно, а к Фролову как кошка ластится доверительно! Готова и словами в любви признаться, только одно у трофейной кобылы затруднение: Фролов по-немецки пока что только «хенде хох» сказать может. А кобыле такое пожелание выполнить так же просто, как новобранцу за сорок секунд обмотки накрутить!
— Вот ты, Фролов, — балаболит Леха, — мужик с понятием про жисть… Посуди-ко, раз дивизию нашу, гвардии непромокаемую, с передка сняли, значит, алес гут унд криг капут? Хабе шанец нах хаус ком-ком? Ферштейн? А в фатерлянде ба-абы — натюрлих! Не дрек фрау, а во-о и во! Алес нормалес! А после войны вир хабе по драй бабе! Гарем!
О матчасти баб любит Леха потрепаться, как любой теоретик, не имеющий практического опыта. Потому-то любит Леха послушать мнение практиков. Все мы, молодняк, в этом жгучем вопросе теоретики. Только языки чешем для сгала в меру своей восемнадцатилетней фантазии. И подзаводит Леха многоопытного Фролова:
— Ты, Фролов, объясни нам, «рядовым необученным», по каким признакам девку выбрать, чтоб была для фик-фок на любой бок и в самый срок… Как бы тут не лопухнуться? Ить посватают третий сорт… товар деликатный, а главная деталь — в упаковочке… вдруг она БУ, да с брачком?! Загс не магазин — тут же на другую не меняют, даже по предъявлению чека…
Не разговорчив Фролов обычно. Но к Лехе благоволит. А может, общее шухерное настроение и на него действует? И заводится Фролов с пол-оборота:
— Эх, Леха! От возраста твово щенячьего и рассуждения твои — ровно у кобеля приблудного. До моих-то пор-лет доживи, да в ум войди, вот тода мужиком станешь. Я-то в твоих годках щенячьих ужо побывал, так есть кой чо вспомнить с тех пор лет! Помнится, считал тех баб красивше, которы посисясте, да помясясте, — подержаться было б за што! Как увижу таку, котора повсюду закругляться, так готов позадь ее на край света иттить, шоб любоваться, как под юбкой половинки жопы крутятся и так и сяк, и туда и оттудА. Эх, как токо ни прокручиваются! Да-а… а просватали за меня Наталку, котора в невестах считалась сАма что ни есть замухраиста: тошша, аще росточком не вышла. Токо глазастенька. Глазки черненьки, а веселеньки, а она ими: зырк-зырк! А ужо нахмурится, навроде студеными иглами огородится. А кромя глаз, посмотреть навроде не на што, не то — пошшупать… Да-а… и друг-то мой, Семка, язва языкаста, к свадьбе моей таку частушку сготовил:
Петька любит девок, но!
Токо тонких, как в кино!
И свою Наталию
Полюбил за талию!
И Наталке та частушка поглянулась. Навроде насмешлива частушка, да Наталка, глядит-ко, не обидчива и частушку ту враз переняла… да-а… А ить как детишки-то пошли, Наталка моя в тело вошла, заматерела и така дролюшка стала — глаз не оторвать! Гляди-тко, не ошиблись родители, разглядели в замухраистом цыпленке ладну лебедушку!.. Но не то в ней было главно, а доброта душевна. Не токо к людям, а к скотинке любой… даже, навродь, к вещи неживой прикоснется, та теплея становится! Душа, значит, от така… да! Душа…
Хруп! Хруп! Хруп!.. хрупает дорожная щебенка под тяжелыми копытами крупной австрийской лошади. Постукивают на каменистой дороге железные обода колес, позвякивает на задке повозки мятое ведерко. Пахнет сеном, дегтем, лошадиным потом… Не довелось мне жить в деревне, но от прадедов дошло до меня чувство мира и покоя, которые несут в себе звуки крестьянской повозки, пахнущей… И тут я догадываюсь: почему животные от нас шарахаются, а к Фролову липнут!? Запах!
Все мы смертью пропахли! Кислятиной бездымного пороха и крови, горькой гарью пожаров, трупным смрадом, едким щелочным запахом ружейной смазки — запахом смертоносного оружия! Мы пахнем войной, смертью, а Фролов — миром и жизнью: сеном, хлебом, дегтем и… лошадью! А лошадь — самая авторитетная скотинка! И душа у Фролова крестьянская: ясная, добрая, понятливая, ко всему живому приветная. А животные душу в человеке чуют и больше про нее знают, чем те ученые, которые медицинский факт открыли: «человек от свиньи триппером отличается»!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: