Михайло Старицкий - У пристани

— За ночь отодвинулся со своим лагерем еще за две мили.

— Отлично, отлично! Мне только того и нужно было! — продолжал отрывисто гетман, шагая по комнате и нервно взъерошивая свою чуприну. — Они у меня уже здесь, в кулаке!

— А пан Заславский пошел бы и без битвы в переговоры; быть может, он подписал бы и так все наши привилеи, — заметил вкрадчиво Выговский.

— Ха-ха-ха! — бросил небрежно Богдан, не прерывая своей прогулки. — Пока не нагоним поганым ляхам последнего холоду, они не сознают наших прав. Да и кто подтвердил бы их? Сам знаешь, теперь бескоролевье.

— А не сочтут ли нас за бунтарей, что мы при бескоролевье с оружием добиваемся своих прав?

— Не мы затеяли эту войну, — нахмурился гетман, — Я отправил послов на сейм и к Киселю; я звал комиссаров под Константинов для мирных переговоров {44} 44 ... я звал коммисаров под Константинов для мирных переговоров ... — Известны два письма Б. Хмельницкого — от 9 и 18 августа 1648 г. — к польским комиссарам с предложением приехать под Староконстантинов для мирных переговоров. Комиссары не приехали, и переговоры не состоялись. , но вместо них на меня наступило целое коронное войско с отборною арматой и князем Яремой на челе.

— Гм, — усмехнулся Выговский. — Конечно, ты, ясновельможный, все предусмотрел заранее, одначе эти объяснения будут иметь вес только у победителей, а у...

— Говорю тебе, что ляхи теперь у меня здесь, в руках, — перебил Богдан, — главного избавились, а без него мне не страшен никто!

— Князь Иеремия еще здесь недалеко; в случае чего, он может ударить на нас сзади... Когда дойдет до дела, он позабудет свой гнев.

Гетман круто повернулся и остановился перед Выговским.

— Знаю, — произнес он с силой. — Но подожди еще немного, Иване, и ты увидишь, что ляхи затанцуют того мазура, которого заиграю им я!

При последних словах писаря глаза гетмана зловеще вспыхнули под нависшими бровями и угасли.

— Да, постой! — оборвал он резко свою речь и нахмурил брови. — От хана нет еще известий?

— Нет.

— Гм, — протянул Богдан и потом прибавил быстро, приподымая голову: — Ну, впрочем, ничего, обойдемся и без них. А что загоны?

— Ночью вернулся еще Небаба.

— Гаразд! А, полковники! — обратился Богдан к входящим в это время Кривоносу, Кречовскому и Золотаренку.

— Ясновельможному гетману челом! — приветствовали его весело полковники.

— Ну, что слышно нового?

— Да вот ночью прибежала толпа слуг из коронного лагеря, наших, православных людей, — ответил Золотарен­ко. — Говорят, что у панов идут раздоры, что в лагере житья никому нет.

— Паны чубаются, а у хлопов чубы болят! — усмехнулся гетман. — Всегда так бывает, много начальников у панов, а когда в войске много начальников, друзи, так войско нездорово. А наши же как?

— Все умереть готовы по первому твоему слову.

— Так, друзи, — произнес твердым голосом гетман. — Готовьте их не к победе, а к смерти; пусть будут готовы умереть каждую минуту, тогда сумеют победить.

— Учить не надо, — махнул рукой Кривонос, — все готовы хоть в пекло за тобой.

— Эх, скорый ты до пекла, Максиме! Ну, а что слыхать о наших загонах?

— Да вот только что вернулись с подъездов два козака, говорят, что видели уже передовые отряды Нечая и Богу­на, а за ними, мол, поспешает Чарнота с Ганджой.

— Ну, так какого же дидька рогатого еще ждать нам, друзи? — вскрикнул энергично гетман. — Сегодня соберемся все, и завтра — в дело.

— Пора, пора, гетмане! — подхватили воодушевленно полковники.

Но по лицу гетмана промелькнула какая-то тень.

— Одначе надо выслать им навстречу подмогу, — заметил он озабоченно, — чтоб, чего доброго, еще не помешали присоединиться ляхи.

— Какое! — перебил его шумно Кривонос. — Не стоит высылать и хромого цыпленка! Сидят ляхи тихо... Небаба говорит: шел прямо мимо ихних окопов, и никто его ни единым выстрелом не задел.

— Ага, — усмехнулся злобно гетман, — притихли, вражьи сыны! Проманежим мы их немножко, а потом и пожалуем на честную беседу.

— А между тем они заметно понадвинулись к нам своим лагерем, — заметил негромко Выговский.

— Отлично! Это нам как раз на руку. Легче будет добро с их табора перевозить! — ответил Богдан. — Ты, пане писарю, — повернулся он быстро к Выговскому, — зайди ко мне после, а вы, полковники, за мною, — осмотрим лагерь!

Полковники вышли за Богданом и, вскочивши вслед за ним на лошадей, отправились за гетманом по лагерю.

В лагере царствовал суровый и строгий порядок. Полки располагались вокруг гетманской палатки и дальше, вплоть до самых окопов, правильными четырехугольниками. Сколько мог охватить глаз — всюду виднелись стройные ряды палаток и группы войск. Везде слышался добрый, веселый говор; оживление и деятельность кипели повсюду. В одних местах седоусые запорожцы, собравши вокруг себя молодых козаков, толковали им о возможных случайностях войны, в других— возвратившиеся только что из загонов козаки передавали еще не бывшим в деле рассказы о своих удалых схватках и трусости ляхов; в свою очередь козаки из гетманского войска рассказывали вернувшимся о том, как славно провел комиссаров гетман. Там осматривали оружие, там насыпали порох, там точили сабли. Посреди огромной толпы слушателей Сыч, усевшись важно на бочке, рассказывал окружавшим его козакам о случае, происшедшем в Печерском монастыре, и о бумаге, выданной святым Георгием Победоносцем. В другой стороне Ганна с несколькими знахарками и козаками резала и разрывала поспешно на узкие полосы полотно, козаки под ее наблюдением растирали порох с водкой и готовили другие самодельные лекарства. Там и сям священники, окруженные густыми толпами козаков, расставивши походные аналои, служили молебны.

Богдан взглянул на всю эту величественную картину, и она, казалось, доставила ему внутреннее удовлетворение.

— Вот где, полковники, победа наша! — протянул он вперед руку, указывая своим спутникам на энергично готовившихся к битве козаков.

Появление гетмана было в свою очередь замечено коза­ками; громкие приветственные возгласы раздались кругом. Богдан тронул коня и двинулся вперед. Всюду, где появлялся он, неслись за ним перекатною волной восторженные, единодушные возгласы.

Гетман останавливался подле каждой группы, каждому говорил одобрительное слово или веселую шутку, и слова вызывали неподдельное оживление.

— За веру, молодцы, за веру! — повторял он, проезжая по рядам. — Не бойтесь умирать, помните, что мы несем свою жизнь за того, кто за нас своей жизни не пожалел!

— Умрем, батьку! Не схибим! — отвечали ему воодушевленно толпы козаков.

Довольно было, казалось, одного взгляда на лицо гетмана, чтобы неудержимая отвага и уверенность в победе охватили сердце каждого. Лицо гетмана дышало горячим воодушевлением, движения его были быстры и легки, речи кратки, но сильны и уверенны, что-то электризующее было во взгляде его сверкающих глаз. Какая-то невидимая, но неразрывная связь устанавливалась между гетманом и вой­ском. Таким образом, разливая всюду вокруг себя бодрость и отвагу, Богдан подъехал к той группе, где ораторствовал Сыч.