Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1

Лесть Даритая, было видно, смягчила подвыпившего Ехэ Цэрэна, и тот опустил голову, раздумывая, но тут Даритай крепко сжал ему плечо.

– Если у нас все получится, если удержим табуны в своем роду, я тебе дам двойную долю. И никто не узнает о том.

– Двойную?.. – исподлобья недоверчиво посмотрел на него Ехэ Цэрэн.

Даритай уже понял, что победил.

– Пусть они будут тверды и согласны, когда наступит главный разговор. Теперь все от них зависит. Пусть вцепятся зубами и когтями, и стоят на своем, если тайчиуты придут их уговаривать…

Ехэ Цэрэн, наконец, резко поднял голову, прямо посмотрел ему в глаза.

– Хорошо, я со всеми поговорю, всех склоню, упрошу, заставлю. Но ты потом, смотри, не забудь про обещанное.

Расстались они поздним вечером, в густых сумерках, пьяные и довольные друг другом. Ехэ Цэрэн вышел провожать гостя. Даритай, глядя одним глазом, тыкал удилами коню в ноздри, пытаясь взнуздать. Потом он долго не мог попасть ногой в стремя. Четырехлетний жеребец, недавно объезженный и непривычный к винному запаху, отворачивался, беспокойно перебирал ногами, норовя подальше отодвинуться от него. Ехэ Цэрэн пытался помогать ему, придерживая одной рукой тяжелое бронзовое стремя, а другой пропихивая в него его гутул. Наконец, Даритай взобрался в седло, склонившись, обнял хозяина за плечо, шепнул в ухо:

– Никому не будем говорить о нашем разговоре.

– Ни одна голова не узнает, – с пьяной твердостью заверил его тот.

Вернувшись с Бурхан-Халдуна, Тэмуджин оставил березовые стволы в айле дяди Ехэ Цэрэна и, договорившись с Джамухой о том, что они вместе пойдут к стрелочнику, приехал домой. Перед юртами дяди Даритая он встретил Хачиуна, игравшего с друзьями в бабки, приказал ему расседлать коней и отвести на пастбище. Проходя мимо молочной юрты, сквозь гомон женских голосов и равномерно-быстрые, вкусно чавкающие звуки сметаны, раздающиеся из темной двери, уловил повелительный голос матери – она вместе с рабынями сбивала масло.

Он наскоро утолил голод из котла холодными остатками супа и, обглодав баранью кость, вышел из большой юрты. Хотелось спать. Оглядевшись, выбирая место, где можно скрыться от посторонних глаз, облюбовал кожевенную юрту, скрытую за телегами и высокими арбами. Там хранились зимняя одежда, одеяла и шкуры, и без нужды туда никто не заходил.

Он вошел в застоявшуюся прохладу, пахнущую пылью, мышами и горькой травой, отгоняющей бабочек. С трудом привыкая к сумраку, подошел к сложенной у стены куче из оленьих шкур, упал на нее и тут же заснул.

Проснулся он от шума. Снаружи доносился громкий женский плач. Тэмуджин прислушался: плач раздавался в их айле. Какая-то женщина надрывно вопила, время от времени разражаясь злобными проклятиями и причитаниями.

«Кого еще пригнали злые духи? – подумалось ему тревожно. – Стрелы я в колчане оставил… нанесет еще порчу на оружие…»

Тэмуджин неохотно встал со своего нагретого лежбища, ощупью добрался до двери. Лучи предзакатного солнца больно ударили по глазам.

У двери большой юрты стояли Хасар и Бэлгутэй.

– Что там случилось? – Тэмуджин подошел к ним.

Бэлгутэй сник головой, а Хасар неопределенно пожал плечами и ухмыльнулся:

– Бэктэра побили… мать Сочигэл плачет.

– Кто его побил?..

– Не знаем, не говорит ничего… наверно, опять стал задаваться перед парнями, за это и получил…

Не дослушав его, Тэмуджин вошел в юрту.

У очага сидела Сочигэл со злыми красными глазами, с которых на бледные щеки стекали маленькие частые слезинки. Мать Оэлун сидела рядом, умиротворяюще положив руку ей на плечо, ласково говорила:

– Хватит, Сочигэл, не лей зря слезы. Чего между ними не бывает… Щенки любят пробовать зубы, юнцы любят пробовать силы.

– Что же это такое! – не унималась та. – Если отец умер, так сына можно бить как какого-то харачу?.. При живом Есугее такого что-то не было…

– Помирятся они, вот увидишь.

– Ну, не-ет… Мой Бэктэр не такой, чтобы просто так забывать обиду… А-аа, – Сочигэл заметила вошедшего Тэмуджина. – Тэмуджин-аха [40], пока ты где-то ездил, твоего брата избили так, что он еле до дома добрался. Ты знаешь это?

Тэмуджин только сейчас увидел, что она пьяна – мать для утешения налила ей или сама где-то на стороне выпила.

– Что вы теперь будете делать, дети Есугея? – с нетрезвой строгостью глядя на него, спрашивала Сочигэл. – Будете мстить как мужчины или молча проглотите обиду?

– Замолчи! – Оэлун сердито шлепнула ее по спине. – Не учи детей дурному. Еще не хватало того, чтобы между детьми вражда завелась.

– Какие же тебе это дети? – пьяно улыбнулась Сочигэл; оглянувшись на Тэмуджина, смерила его взглядом. – У этого скоро, наверно, сын родится, верно я говорю, а? Ведь не зря в такую даль съездил?..

– А где Бэктэр? – спросил Тэмуджин, оглядывая юрту.

– Иди, проведай его, – поспешила выпроводить его мать. – Он в своей юрте лежит.

– Тэмуджин! – кричала ему вслед Сочигэл. – Если ты называешься старшим, то помни, твой долг защищать своих братьев. Смотри!

Бэктэр лежал на кровати голый по пояс. Сильно опухшее его лицо почти сплошь было покрыто синяками. Левый глаз закрылся под раздувшимися веками. На правом плече и ключице чернели крупные ссадины, глубокая кровавая царапина пролегла наискось по животу.

Из узкой щелки правого глаза он косо посмотрел на Тэмуджина, насмешливо сказал:

– Теперь ты видишь, брат, какие у тебя друзья?

– Расскажи, что случилось, – Тэмуджин, не скрывая своего сочувствия, изумленно рассматривал его лицо и тело. – Кто тебя так побил?

– Друзья твои неразлучные.

– Расскажи, как это было.

– Да так и было… сидим мы у реки, за красными кустами, Хучар, Тайчу, Сача и двое старших там были, эти Хату и Хорчи, сыновья десятников Алтана. Сидим мы, они болтают кто о чем, языки-то длинные, а Тайчу и говорит: в эти дни нойоны будут делить табун Есугея…

– Что он сказал? – Тэмуджин вздрогнул как от укола иглы и, не веря своим ушам, недоверчиво переспросил: – Он что, прямо так и сказал – делить табуны Есугея?

– Да! Говорю тебе, так он и сказал: нойоны будут делить табун Есугея. Ну, я ему дал один раз по лбу, до сих пор у него, наверно, в глазах молнии бьют. А эти недоноски навалились на меня всей гурьбой, повисли на плечах… Если бы не Хату с Хорчи, я бы им всем показал, как делить табуны Есугея… Вот какими они оказались, твои друзья… – Бэктэр оскалил зубы в кривой улыбке, будто доказывая ему что-то. – Ну что, брат, теперь ты опять будешь говорить, что я не прав?

Тэмуджин, не отвечая ему, резко встал на ноги и вышел из юрты. Проходя мимо арбы, взял было тяжелый бычий кнут, но тут же отбросил его обратно.

Двоюродных братьев он застал на том же месте, на берегу. Тайчу среди них не было. Хучар, сидя на высокой кочке, рассказывая что-то смешное, широко размахивал руками. Другие, развалившись на песке, смотрели на него, то и дело разражаясь громким беззаботным смехом. Тепловатое солнце, уже коснувшись вершины Хэнтэйской горы, светило им в лицо, заставляя жмурить и без того узкие глаза.