Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 2

– Я состарюсь тогда, – не унималась та. – Он там на другой женится.

– Тогда сестрой ему станешь, – успокаивала Хулгана. – Тоже хорошо…

– Ты радуйся за него, – вступились в их разговор мужчины. – Твой Хэрэмчи ведь не просто так в тот мир ушел, а жертвой небожителям, он, может быть, теперь у какого-нибудь тэнгэри или хагана в слугах будет жить.

– Или табунщиком у самого Атая Улана.

– Ведь у Атая Улана табуны, говорят, поистине несметные…

– Ты радоваться должна…

– И не плачь больше, а то разозлишь восточных богов, они еще твоего жениха не примут к себе, к Эрлиг-хану в нижний мир отправят.

Хун замолчала, насухо вытерев слезы, и подавленно смотрела на огонь, и не было по ней видно, поверила она им или нет.

На четвертую ночь трое старейшин не пришли слушать улигершина, передав с женами, что приболели, на пятую не пришло еще четверо стариков, а на шестую в юрте Таргудая сидели одни молодые вожди и нукеры. В юрте стало просторно, гости уместились вдоль стен, освободив середину. Таргудай недовольно хмурил брови, тяжело зевал, но упорно отсиживал все ночи, удалив жену с дочерью, и все чаще стал наливать архи себе и улигершину.

Тэмуджин сидел на прежнем месте, у двери. Прикрывавший его спереди нукер переместился влево, и теперь он перед взором Таргудая был открыт. Но тот все время смотрел мимо него, искусно обходя его взглядом. Чаще он сидел, задумчиво уткнувшись взглядом в очаг, время от времени закрывая в дреме глаза. Просыпаясь, привычно тянулся одной рукой к кувшину, другой – к серебряной чаше.

Улигершин, подуставший за все эти ночи, сберегая силы до утра, охрипшим голосом монотонно тянул свои перепевы о разных подвигах Гэсэра, о его убийствах многочисленных чудовищ-мангадхаев, насланных на землю восточными небожителями. Нукеры напрягали каменно застывшие лица и прямо держали спины, стараясь не заснуть.

И лишь на девятую, последнюю ночь, вновь собрались все. Старейшины занимали свои прежние места, оттесняя нойонов, те отодвигались, прижимая нукеров к двери. Тэмуджина спереди снова закрыли спины нукеров.

Улигершин уже приложил смычок к струнам, но Таргудай вдруг жестом остановил его.

– Пока я не забыл, нужно решить еще одно небольшое дело, – сказал он, обращаясь к старейшинам. – Ведь тут с нами сидит сын кият-борджигинского Есугея, отбывает у меня наказание, вы знаете…

Тэмуджин мгновенно напрягся всем телом, впившись в него взглядом и чувствуя, как гулко у него в груди забилось сердце. Время враз замедлилось, давя на него томлением, ожиданием непоправимого. Таргудай, не глядя на него, благодушно посматривал на нойонов и старейшин… Время тянулось нестерпимо… И Таргудай, раздумчиво прижмурясь на кого-то перед собой, наконец, продолжал:

– Так вот, на облавную охоту он, как потомок Алан-Гуа, наверно, должен выйти со всеми на равных, как вы думаете? Не будем же мы его в канге да с рабами вместе держать, когда идет такое важное дело в племени.

Старейшины оживленно зашевелились, закивали, оглядываясь в сторону двери, ища глазами Тэмуджина.

– Правильно! – загомонили они, тряся бородами, переглядываясь. – Надо, надо свою кость возвысить…

– Предки с неба будут смотреть за нашей охотой… нехорошо будет.

– Какой-никакой, а отпрыск Хабул-хана…

– Хоть плохой, но свой.

– Мудро решил Таргудай-нойон…

– Гневлив не в меру Таргудай, но справедлив…

Усомнились лишь некоторые нойоны.

– Тогда не за зверями, а за ним смотреть надо будет, – недовольно подал голос Хурэл-нойон, младший из двоюродных братьев Таргудая. – Как бы он не убежал от нас в суматохе. Парень-то, по нему видно, неспокойный…

– Знаю, знаю, есть такая опасность, – добродушно заговорил Таргудай, разводя руками. – Но я не хочу, чтобы наш соплеменник на племенной охоте был в канге, пешком и среди рабов! Раз он рожден воином, пусть будет среди воинов. Хоть и велика его вина перед племенем, но я хочу добра и справедливости, и вас всех призываю быть великодушными. Пусть в жизни его не будет такого черного пятна… Что ж, если он побежит, то бог всегда рассудит, на чьей стороне правда.

– Пусть он выйдет перед нами и пообещает не бегать, – раздался сиплый тонкий голос из толпы старейшин. – Ему ведь добро делаем, должен понимать, уже не маленький…

– Сын Есугея, встань и выйди сюда! – возвысил голос Таргудай. – И скажи честно перед старейшинами: обещаешь ты не бежать от нас, если на время охоты снимем с тебя кангу и посадим на коня?

Тэмуджин встал и, выбирая место между сидящими нукерами, шагнул вперед. «Разве можно по снегу далеко убежать? – недоуменно подумал было он, но уже радостное возбуждение освещало у него все в груди, сметало посторонние мысли. – Все же признают за равного… Хоть поохочусь вволю, на коне поезжу…»

– Обещаешь или нет? – допытывался Таргудай.

– Обещаю, – сказал Тэмуджин. – Только прошу дать коня и оружие поприличнее, чтобы люди других родов не сказали, что правнуку Хабула у тайчиутов не нашлось хорошей лошади и лука со стрелами.

– Видите, он еще торгуется с нами! – весело усмехнулся Таргудай, оглядывая гостей. – Ведь говорил я вам всем, что это за человек, почему я его держу в канге? Этим киятам дашь кусок, а они у тебя всю тушу потребуют… С ними построже надо!

По юрте прокатился короткий смешок и стих у двери.

– Иди, сядь на место! – Таргудай проводил его негодующим взглядом. – Я все стараюсь сделать как лучше, даже наказывая, жалею его, а он вот как мне на добро отвечает: коня хорошего еще ему дай. Но я добрый человек и буду делать добро, что бы там ни было!

Улигершин, дождавшись тишины, начал запев, по юрте вновь разнесся гортанный тяжелый его голос, а Таргудай еще долго крутил головой, возмущенно глядя в сторону двери.

«А к чему он это придумал, зачем ему нужно?..» – где-то в глубине сознания между радостными чувствами запоздало мелькнула одинокая искра тревоги и тут же скрылась под нахлынувшим нетерпеливым чувством ожидания свободы.

Утром Тэмуджина расковали. Тот же черный, взъерошенный кузнец, что осенью надевал на него кангу, бесстрастным взглядом рассмотрел железное крепление и двумя короткими ударами выбил обруч на колодках, освободив ему шею. Тэмуджин покачнулся, почувствовав внезапную легкость в теле и, оступившись назад, натолкнулся спиной на сопровождавшего его нукера.

Кузнец пристально оглядывал его. Посмотрел в глаза и удивленно двинул головой.

– Чему удивляетесь, Джарчиудай-дархан? – улыбаясь, спросил его нукер. – Что нового в нем увидели?

– Человек, даже взрослый, потаскав кангу, становится ниже ростом, обрастает горбом, а этот, наоборот, вырос и даже в плечах расширился… И в глазах не потух огонь, все так же бьет лучом… видно, крепкий дух в груди имеет. – Кузнец скупо улыбнулся Тэмуджину, словно подбадривая, пощупал ему руку повыше локтя. – Сила есть, значит, выживешь.