Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 2

– А откуда столько людей вы возьмете? – все так же усмехался хозяин. – Нукеры ведь только главную ставку охраняют…

– Сотни от улусов должны попеременно выходить на службу, – Тэмуджину будто кто-то подсказывал нужные мысли, на ходу складывались у него в голове ответы. – В один месяц выходят одни сотни, в другой месяц – другие.

– А как же собрать их? – хозяин оказался умен, он быстро схватывал его мысли и тут же старался поймать его на другом. – В мирное время все при стадах живут. Не при своих, так при чужих кусок на зиму зарабатывают. На войну за добычей идут или свой род защитить. А так просто кто захочет по степи носиться?

– За службу должна быть твердая оплата, – и опять откуда-то взятые мысли зароились в голове у него. – Воин на службе не должен думать ни о чем другом, кроме службы.

– Где же это вы видели, чтобы им еще и платили? – снова усмехнулся хозяин. – И кто на них расщедрится? Нойоны своим нукерам и то, бывает, задерживают плату, чаще всего норовят с облавной охоты или с военной добычи отдать. А тут тысячи лишних глоток…

И снова у Тэмуджина был готов ответ:

– Для этого со всех подданных, имеющих скот, собирать налог – десятую долю в год – платить должны и богатые и бедные, от поголовья скота, и нойоны и харачу без различия крови. Это будет немного, если посчитать, сколько у людей теряется от грабителей и волчьих стай. Ведь айлы нередко и половины своих стад не досчитываются. А караулы будут охранять скот и от зверя и от человека. Если у тебя грабители угонят коней, ты не погонишься за ними один, как я сейчас, надеясь лишь на свою тень и не зная, вернешься ли обратно живым. Ты поскачешь к ближайшему дозору, тебе выделят воинов, и ты с ними пойдешь в погоню. Налегке, на хороших конях да при оружии вы легко настигнете воров и отобьете скот. Если не отобьете, не справитесь – ты освобождаешься от налога, а твою потерю возмещает та сотня, чей дозор не справился с разбойниками. Это заставит всех относиться к чужому добру как к своему.

Хозяин долго молчал, беспокойно глядя на огонь и забыв о еде. Тэмуджин отпивал из чаши подостывший суп и про себя изумлялся тому, как складно он выложил свои мысли. В последнее время он все больше задумывался о жизни в племени, о Таргудае и других родовых нойонах, о том, что делают они верного и неверного, но никогда у него не было таких ясных мыслей обо всем этом, а сегодня в случайном разговоре в голове у него будто молнией осветилось и стало все в стройный порядок.

– Но как народ склонить к порядку? – будто задетый за живое, вновь заговорил хозяин. – Люди привыкли жить по-старому, срослись с дедовскими устоями.

– У них и спрашивать не нужно, – сказал Тэмуджин. – Разве пастух пускает овец туда, куда им захотелось? Оставь их без присмотра, они разбредутся и их съедят звери. За стадо думает и отвечает пастух. И люди подобны стаду. Их нужно силой вести в лучшую сторону, пробуждать в них разум словом и плетью, а если надо, то копьем и саблей.

– А с чего начать? – загоревшись, расспрашивал его тот. – С какого края взяться? Или с плетью ходить по куреням и учить всех подряд?

– Начинать нужно с войска! Чем сейчас заняты нукеры? Овец воруют да архи по айлам вымогают. Пьянство на службе надо запретить законом. Вне службы разрешить пить не чаще одного раза в десять дней. Нарушителей наказывать плетью, а на айлы их налагать повинности… – Тэмуджин выпрямился и, сурово глядя куда-то мимо хозяина, говорил, будто он уже сейчас издавал свои законы: – Порядок в сотнях должен быть стальной! Сотники и десятники отвечают за него своими шкурами. При нарушениях первыми наказывать их, но и им дать больше власти, право самим наказывать, вплоть до смерти. Без страха перед ними в войске не будет порядка. А будет порядок в войске – порядок будет и в народе.

И снова хозяин озадаченно смотрел на огонь, уже не скрывая изумления в своих глазах, обдумывая его слова. Тэмуджин, внешне храня уверенную бесстрастность, теперь сам был удивлен тем, как сильно его слова поразили соплеменника. Он лег у стены на потнике, а хозяин все еще сидел у очага при слабом огне, продолжал раздумывать.

Тэмуджин проснулся, когда сумерки уже растворились в утреннем свете. В дымоход просматривалось бледное голубоватое небо. Хозяина в юрте не было.

«Проспал!! Упустил время…» – Раздосадованный, он вскочил на ноги, быстро вышел из юрты и тут же встал в изумлении. У коновязи стояли два молодых подседланных коня с притороченными дорожными сумами. На ближнем черном пятилетке были его седло, узда с недоуздком.

За юртой послышался шорох шагов. С невысокого бугорка, где над кучей камней торчал маленький кустик, спускался хозяин. Хоромго с луком, колчан и мадага висели у него на широком боевом ремне.

– Я помолился духам предков, испросил благословения в путь, – хозяин подошел к каурой лошади, подтянул подпругу. – Пусть ваша кобыла отдохнет в нашем табуне, а свежие кони будут надежнее.

– Бросаешь табун? – спросил Тэмуджин.

Он только сейчас начал понимать происходящее: этот парень поверил его вчерашним словам и решил идти с ним, чтобы помогать ему добиваться правильной жизни в степи. «Все бросил ради того, чтобы идти за мной», – пораженно подумал он, разом осознавая всю тяжесть ответственности того, что он сотворил: поманил человека, заставил в себя поверить, а сможет ли оправдать его веру?

– Скоро приедут братья, присмотрят за табуном, а меня ждет дорога, – убежденно сказал тот, взнуздывая лошадей. – Я слышал, что вы сохранили отцовское знамя и поэтому пойду с вами до конца… если примете, до смерти буду вашим нукером.

– Путь будет нелегок, – Тэмуджин все еще недоверчиво смотрел на него.

– Путь одолеет идущий, – улыбнулся тот. – Я долго думал этой ночью. И для меня теперь нет вернее той дороги, которую вы мне показали.

Тэмуджин глубоко вздохнул. Скрывая тревожное волнение, вскипавшее у него в груди, он подтянул на поясе ремень, прицепил к нему хоромго, колчан, поправил тяжелую мадагу. Повернувшись, он хотел взять поводья и привычным прыжком взбросить свое жилистое тело в седло, но хозяин, придерживая коня под узцы, правой рукой держал ему стремя. Тэмуджин степенно воссел на коня и, глядя далеко вперед, на край дальнего увала, разобрал поводья.

С места тронули рысью. Хозяин прикрикнул на увязавшихся было собак, указав им на все еще дремавших в стороне кобылиц, на скаку пристроился к Тэмуджину по правую руку. Некоторое время он ехал, приотстав от него на три шага. Тэмуджин молча указал плетью на место рядом с собой. Тот догнал его. Звякнуло стремя о стремя.

– Как тебя зовут? – спросил Тэмуджин.

– Боорчи, сын сулдусского харачу Нагу-Баяна.