Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 3

Тэмуджин, сразу осознавая правоту хана, с готовностью посмотрел на Нихла-Сангума. Тот, видно, не ожидая такого поворота, с изумленным лицом оглянувшись на отца, недовольно передернул плечами. Презрительно покосился на Тэмуджина и опустил голову, упрямо нахохлившись.

Тогорил-хан потемнел лицом, гневно сдвинув брови. За столом стало тихо.

– Мой сын вырос в неге и благополучии, – с заметным усилием сохраняя спокойствие в голосе, сказал Тогорил. – Ни разу в жизни не испытал он страха смерти, не был в плену, не скитался в нужде по степи и лесам, не зная, где найти спасение, к кому приклонить голову. В малые годы, когда наше племя потрясали смуты и войны, он жил в племени своей матери, у сородичей хара-хитадского хана. Там он привык к роскоши и легкой жизни, да и вернувшись ко мне, ни в чем не знал отказа, вот и вырос легкомысленным, строптивым. Но это до поры. Жизнь его заставит поумнеть…

Тэмуджин, за бесстрастным лицом тая свое удивление, наблюдал за ними. Он впервые видел, чтобы сын показывал норов своему отцу. «Может быть, у ханских сыновей особые права? – гадал он. – У нас за непослушание отцу по закону могут лишить большого пальца на правой руке…».

Тогорил властно двинул рукой, утвердившись в каком-то решении, и объявил:

– Поскольку Тэмуджин является сыном моего анды, которому я обязан ханством, и поскольку анда мой покинул этот мир, я объявляю его сына своим сыном. Отныне я буду считать вас обоих своими сыновьями и потому вы сейчас же должны свершить обряд и побрататься. Ну, Нилха-Сангум, – он требовательно посмотрел на него, повышая голос, – подойди к Тэмуджину…

Тот, покраснев лицом, медленно поднялся на ноги и, не глядя ни на кого, встал рядом. Тэмуджин поднялся к нему навстречу, ища его взгляда.

– Мать, подай им чашу с молоком, – приказал Тогорил.

Та поднялась с изменившимся лицом, сдерживая недовольство, подошла к подставкам на восточной стене. Звякнула в ее руках посуда.

Братья хана под нахмуренными бровями прятали взгляды. Они, казалось Тэмуджину, тоже были не согласны с внезапным решением хана, не хотели брать в свой круг постороннего.

Тэмуджин чувствовал, как в ханской юрте растет напряжение, будто перед грозой. Казалось, вот-вот сейчас кто-то не выдержит, разразится руганью и в ханской семье начнется буря брани, зазвучат споры и проклятия. Но было тихо.

«Кому нужно такое братство? – подумал Тэмуджин. – Разве будет добро от такого начала?».

Ему хотелось сказать хану, что, может быть, не нужно торопиться с этим, но у него не находилось подходящих слов. К нему подошла с наполненной чашей в руках Булган-хатун, и он, вздохнув, вынул свой нож.

Держа большой палец левой руки над чашей, он сделал надрез рядом с двумя старыми шрамами, обронил несколько капель и убрал руку. Нилха-Сангум, помедлив, сделал то же. Булган-хатун помешала в чаше серебряной ложкой и первому подала своему сыну. Тот будто через силу сделал глоток и отдал обратно. Тэмуджин выпил все.

– Ну, вот и свершилось, – сказал Тогорил, – теперь вы, хотите или нет, братья, поклявшиеся на крови, и отныне должны помогать друг другу. Сегодня мы помогаем Тэмуджину, а когда-нибудь, может быть, и Нилха-Сангум окажется в нужде и Тэмуджин придет к нему на помощь. Тогда-то сын мой Нилха-Сангум и возблагодарит богов за то, что послали ему в друзья такого человека. Выпьем же за вашу дружбу!

Тогорил сам разлил по чашам вино. Тэмуджин, поднимая свою чашу, увидел, как впервые Нилха-Сангум без вражды посмотрел на него, и во взгляде его промелькнула короткая, извиняющаяся улыбка.

«Кажется, дошло и до него, что дружить лучше, чем враждовать, – успокоенно подумал Тэмуджин, – хан, может быть, и прав, принуждая нас…».

После того, как все выпили, хан громко хлопнул в ладоши. Из-за шелкового полога на женской половине вышла служанка, мягко поклонилась.

– Пусть придут хурчины и певцы! – приказал хан.

Скоро пришли разодетые в шелка молодые юноши и девушки. Низко поклонившись, они рассаживались у двери.

Тэмуджин вполуха слушал кереитские песни и игру на хуре, а про себя размышлял, в уме разбирая случившееся и рассчитывая, что принесет оно ему в будущем.

«Нилха-Сангум, видно, глуповат, – думал он, – раз при госте показывает свой норов перед отцом, кичлив и избалован, точно дурная девушка… Какую славу принесет мне братание с таким человеком?.. Однако он ханский сын, среди монголов это даст мне вес, теперь никто из нойонов не посмотрит косо…».

А еще он был неприятно удивлен тем, что увидел в ханской семье: она была не дружна и власть Тогорила среди родных не была беспрекословной. Ему приходилось принуждать и увещевать даже родного сына, да и жена его нехотя исполняла его повеление.

«Как же, будучи правителем ханства, которое знают в самых отдаленных землях, можно так распустить своих домочадцев? – пораженно думал он. – Значит, Тогорил недостаточно силен духом, если его не сполна почитают родные?».

Вспомнились слова, сказанные, как говорили, однажды самим Хабул-ханом своим сыновьям: «Тот, у кого нет порядка в своем доме, не может править улусом».

Неприятно изумило Тэмуджина это его открытие, он даже не хотел ему верить, но другого объяснения происшедшему не было и выходило одно: хан на самом деле не такой уж и сильный человек, если его недостаточно почитают в собственном доме. «А ведь он еще не стар, – думал Тэмуджин, – что же будет вытворять этот Нилха-Сангум, когда отец совсем одряхлеет?».

Устав от неприятных мыслей, заслонивших ему главное – радость от достигнутого, большого и настоящего дела, свершенного им, он мысленно махнул на все рукой и пустился в размышление о том, как он вместе с ханским войском прибудет к своему анде, как тот будет рад его помощи, как потом испугается Таргудай, как узнают о нем дядья-кияты, как изумятся Мэнлиг и Кокэчу… «Потом я навещу отцовских тысячников, – тут же решал он, – посмотрю, что это за люди…».

Тогорил протянул с выступлением в поход целых девять дней. Каждую ночь он вместе с шаманами выходил смотреть в небо, выгадывая благоприятное время. Хорошего знака звезды долго не давали.

Тэмуджин, набравшись терпения, ждал, все это время проводя с Нилха-Сангумом и его двоюродными братьями. Утрами они выезжали в степь – то, взяв с собой охотников с беркутами, с высокой сопки смотрели, как те ловят лис, то с толпой кереитских юношей облавили дзеренов, которых было много в этой степи. Тэмуджин присматривался к новым знакомым, запоминал их повадки.

Боорчи, пользуясь выдавшимся временем, старательно ухаживал за их лошадьми, при каждом удобном случае выводя их в степь попастись. Умный, с полуслова понимающий его, к тому же еще быстрый и сноровистый, здесь он был незаменим для Тэмуджина: в нужное время и кони стояли подседланные, и сам он всегда был рядом, готовый подать или принять поводья, подержать стремя, принести и унести вещи.