Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 3

У незажженного костра толпились джадаранские нойоны и старейшины, готовились к обрядам. Братья Хара Хадана, за эти дни свыкшиеся с мыслью о неизбежной отдаче под власть племянника, уже не хмурили лица. Смирившись, теперь они осознавали, что при новом раскладе сил свершается неизбежное, да и то, что им стало известно – как все остальные керуленские рода предались Таргудаю и вместе с борджигинами собирались отобрать у них улусы, – сильно напугало их, заставило перемениться и благодарить небо за то, что пронесло опасность стороной. «Пусть будет Джамуха вместо Хара Хадана, – обсуждая новое положение, говорили они между собой, – теперь лишь бы свои улусы не потерять…». И сейчас лица их были строго сосредоточены, вместе с шаманами и старейшинами они споро и деловито подготовлялись к действу. Доставали из переметных сумов бурдюки с жертвенным архи и молоком, туесы с маслом, сметаной, расставляли все вокруг кострища.

Двое шаманов в оргоях [23] – один в белом, другой в черном – и рогатых майхабши [24]с двух сторон разожгли костер. Огонь быстро охватил смолистые сучья и скоро затрещал, вздымаясь черноватым дымом к небу. Шаманы взяли в руки по небольшому туесу и чашке – белый шаман с молоком, черный – с архи – и медленно пошли друг за другом вокруг костра, наливая в чашки и брызгая в небо. Потом черный шаман обратился к восточной стороне неба, белый – к западной, и оба, перебивая друг друга, выкрикивали имена разных богов и их сыновей, прося обратить свои взоры на землю и благословить их обряд, дать силы и удачу молодому нойону. Они угостили из своих чаш огонь, призывая хозяина огня, Сахяадая-нойона, и супругу его, Сахала-хатун, чтобы и они стали свидетелями и благословили их. Вслед за ними взяли свои туесы нойоны и стали бросать в костер куски масла и жира. Огонь трещал, уже высоко вздымался черный дым, косым столбом тянулся к самому небу.

Двое молодых мужчин привели откуда-то черного, как уголь, пятилетнего жеребца. Остановившись в некотором отдалении, они держали его за недоуздок.

Джадаранские нойоны и старейшины встали широким кругом на северной стороне от пылающего костра. Двое старейшин взяли за руки Джамуху, вывели в круг и отвели на северную сторону, поставив во главе круга. Джамуха в правой руке держал отцовское знамя и стоял, крепко уперев древко в землю.

Старейшины, оглянувшись, дали знак мужчинам, державшим жеребца. Те с готовностью повели испуганно храпевшего коня в круг и под указку старейшин поставили его напротив Джамухи, в шагах десяти от него.

Дядья Джамухи перехватили жеребца, окружили, крепко ухватившись за гриву и хвост, не давая ему вырваться. Джамуха стоял, крепко сжимая древко знамени, твердо расставив ноги и гордо подняв голову, глядя на них.

Из круга нойонов вперед выступил старший из его дядей, Хя-нойон, и сказал слово от всех братьев:

– Джамуха, наш племянник, мы ставим тебя на место твоего отца, над всеми нами, и признаем старшим вождем нашего рода. Решай за нас, повелевай нами, суди и наказывай нас. Куда ты пойдешь со своим знаменем, туда и мы пойдем, что нам прикажешь, то мы и исполним. Да будет так, и клянемся мы на том под этим синим небом, по обычаю предков горячей кровью…

Он вынул свою саблю с узким кривым лезвием из ножен и, примерившись, с размаху, неуловимо быстрым ударом срубил голову коню. Ровно срезанная конская голова плашмя упала на сухую землю, и тут же из открытой шеи густыми струями брызнула темная кровь, долетая почти до самых ног неподвижно стоявшего Джамухи. Обезглавленный жеребец с подкошенными ногами рухнул на землю, свалился на бок, дернулся напоследок и замер неподвижно.

Хя-нойон, опустив окровавленную саблю к земле (другие нойоны тоже вынули свои сабли, прикоснулись ими к туше мертвого жеребца и также опустили к земле), сказал:

– Клянемся перед этим поверженным жеребцом, и пусть его кровь будет залогом нашей верности! Пусть так же отрубят нам головы, и так же вытечет из нас кровь, если мы нарушим эту клятву!

– Клянемся… – повторяли за ним нойоны.

Каждый, стоя перед обезглавленной тушей животного, истекающей кровью, глядя в лицо Джамухе, давал слово быть верным ему.

Ухэр-нойон, по возрасту стоявший ниже всех, с большой бронзовой чашей в руке склонился к ровно срубленной шее мертвой туши, подставил ее под слабеющую струю крови, наполнил и поднес старшему – Хя-нойону. Тот подошел к костру, отлил несколько капель в огонь, вернулся в круг, макая безымянным пальцем, побрызгал в небо, отпил глоток и передал другому. Чаша пошла по кругу. Последним чашу взял Ухэр и выпил остатки до дна.

Старейшины принесли широкую, мягко выделанную лосиную шкуру и расстелили ее перед Джамухой. Взяли его за руки и завели на шкуру. Нойоны, окружив его со всех сторон, нагнулись и, взявшись за края шкуры, подняли его высоко над головой. Джамуха, стоя на растянутой шкуре, обвел взором стоящие в отдалении колонны джадаранского войска, резко поднял над головой свое знамя. От тысячных колонн, чуть помедлив, разнесся протяжный клич:

– Хура-ай!!!

Чуть помедлив:

– Хура-ай!!!

И еще:

– Хура-ай!!!

Нойоны с поднятым на шкуре Джамухой двинулись по ходу солнца вокруг костра, пронесли его трижды и опустили на том же месте. Джамуха сошел со шкуры и шкуру тут же убрали. Нойоны встали перед ним в один ряд, сняли с голов шапки и, прижимая их к груди, низко поклонились ему, как старшему.

Другие нойоны, издали наблюдавшие за обрядом, вставали со своих мест и шли поздравить нового вождя рода. Первым подошел хан Тогорил. Обнял Джамуху и, нагнувшись – тот едва достигал его плеча, – поцеловал в лоб.

– Ну, мой младший брат, теперь ты хозяин в своем роду. Повелевай и указывай всем их места, держи подданных в сытости и строгости, крепко держи знамя своего отца.

Еще раз обнял его и передал подошедшему за ним Дэй Сэсэну.

– Мы с твоим отцом жили дружно, – доверительно говорил тот, приветливо улыбаясь и заглядывая ему в лицо, – потому что соседи, вместе решали наши пограничные дела, выручали друг друга в трудные годы.

– И мы будем жить дружно, – в ответ улыбался Джамуха, – ведь надо выручать друг друга, как же без этого жить?

Подходили другие керуленские нойоны, старые и молодые, радостно кивали и кланялись как равному, произносили слова заверения в дружбе.

Потом все сели на коней и двинулись вдоль рядов застывшего на холмах войска. Джамуха со знаменем в руке рысил впереди своих дядей. За ними, словно наблюдая, все ли идет так, как надо, ехали хан со своей свитой и керуленские нойоны.

И каждая тысяча теперь отдельно кричала новому нойону:

– Хурай!.. Хурай!.. Хурай!..

После многодневного празднества в джадаранском курене и отъезда кереитского хана Тэмуджин вместе с Боорчи вернулся в свое стойбище в южной степи. Во время пиров Джамуха не раз предлагал ему перебраться к нему и кочевать вместе, но Тэмуджин, недолго подумав, отказался – решил, что сейчас, когда он готовится принять отцовский улус, неприлично жить в чужом курене.