Анри Бошо - Антигона

Я совсем проснулась. На дворе ночь, и я знаю, что Тимур ждет меня. Я надела мужское платье, и мы отправились на стрельбище. Там ждал нас Этеокл, у него был светильник, который он поставил близ цели. Тимур отвел меня на такое расстояние, с которого стрелял сам. Этеокл погасил светильник. Тимур протянул мне стрелу; я ничего не вижу, темнеют только два пятна, там, где стоят мужчины. Куда и как стрелять в темноте? Это настолько абсурдно, что у меня вырывается короткий смешок, и ему вторит потайной и почти беззвучный Тимуров смех. Лук в моих руках ожил, я закрыла глаза, легко натянула тетиву и ощутила где-то на грани реальности, что точка, куда кто-то во мне должен направить стрелу, действительно существует. Тимур протянул мне вторую, третью стрелу — что-то во мне отпустило тетиву, цель поражена; я в этом не сомневалась и поэтому совершенно спокойна. Этеокл зажег светильник, и мы с Тимуром подошли к мишени. Все три стрелы — вместе, одна к другой, — торчат из точки, которую мне следовало поразить.

— Ты ведь знала, что так будет? — спросил Тимур, молча глядя на меня.

— Знала, — тоже взглядом ответила я.

На небосклоне появился край солнца, Этеокл погасил светильник.

— От вас исходит сияние! — шепотом произнес он.

И неожиданно, вопреки ожиданию, пал перед нами ниц, чем привел в смущение нас обоих. Мы бросились поднимать его.

— Не перед вами я склонился, а перед тем, что натягивало тетиву. — Он уже снова стал привычно бесстрастен. — Она сможет так сделать еще раз, сама? — спросил он.

Тимур кивнул.

— И она сможет научить этому Гемона и наших лучников?

— Да, — подтвердил Тимур.

— Ты свободен, можешь возвращаться к себе в страну при условии, что никогда более не вернешься в Грецию.

Тимур поднял на меня глаза, во взгляде его — мука, и я тоже ощутила ее.

Он не колебался: поднята рука в клятвенном жесте. Но еще мгновение трепещет над нами сияние, которое смог увидеть Этеокл.

Фивы окружены: перед всеми воротами — их восемь — стоят войска из Аргоса и маркитане, привлеченные надеждой поживиться. Кочевники, которые непрестанно сновали на своих конях между позициями, занятыми гоплитами, тоже представляли непреходящую опасность и делали невозможной любую торговлю, доставку в город продуктов питания. Конечно, Этеокл позаботился, чтобы сделать в подземном городе огромные запасы, и Фивы смогут продержаться не один день. Но если у Полиника хватит терпения, победа будет за ним. Ему не хватит выдержки, — утверждает Исмена: Тимура, единственного, кто мог убедить его не торопиться, теперь с ним нет. «Благодаря тебе», — заключила она.

Я бы хотела ничего не знать о той войне, что затевает Этеокл против кочевников, из деревянного дома я выходила теперь лишь для того, чтобы отправиться на агору просить милостыню, но каждую третью ночь мы с Исменой несли дозор на крепостной стене. Там я услышала разговор Этеокла с дозорными и поняла, что он старается избежать любого столкновения с фалангами греков, потому что настоящие наши враги — кочевники. Сила их воинов в быстроте и в табунах лошадей, что следуют за ними. Теперь Этеокл ополчился против этих табунов, и лучшие наши воины заняты тем же. Две ночи назад, пока Этеокл делал вылазку на юг от города, Васко под прикрытием Гемона отправился на север и увел у кочевников один из табунов. Ему удалось заманить в город много коней, остальным же, которых он не смог увести из-за контратаки кочевников, он велел отрубить по одной ноге.

Утром кочевники провезли перед крепостными стенами плененного фиванца, которому — в отместку — тоже отрубили одну ногу. Истекающий кровью фиванец был без сознания. Всадник, следовавший за ним, нес отрубленную ногу на копье.

Полиник велел провозгласить перед городскими воротами, что если мы не будем почитать коней кочевников, то почтения не дождутся и наши люди.

Этеокл и Васко не заставили ждать своего ответа: они велели забить часть пойманных лошадей, и с наступлением вечера на городских улицах фиванцам было предложено пиршественное угощение из жареной конины. Пир был продолжительным и шумным — люди пели, кричали, а ужасающий запах жареной конской плоти, распространившийся и за городские стены, оскорблял чуткое обоняние кочевников. Угрожающая толпа появилась у городских ворот, в руках у них были зажженные факелы и под защитой лучников они попытались поджечь ворота. Стены наши были хорошо защищены, кочевники не смогли завладеть воротами, но они захватили двух фиванцев, которые под действием винных паров потеряли бдительность и оказались в пределах досягаемости стрел.

Головами обоих, насаженными на копья, кочевники уже на следующий день потрясали перед нашими воротами.

В пиршестве участвовал весь город, только Исмена и Гемон, желая показать, что осуждают подобную жестокость, оставались вместе со мной в деревянном доме. Кроме нас, там никого не было — бедняки и больные тоже отправились пиршествовать.

— Что сказал Этеокл, — спросила Исмена Гемона, — когда он узнал, что тебя не будет на празднике?

Гемон в это время сосредоточенно прислушивался к крикам, что доносились с крепостных стен, и коротко ответил:

— Этеокл — мой друг.

— А Васко?

— Васко тоже, — Гемон обернулся: — Мне кажется, враг пытается атаковать, мне нужно идти.

Я сумела улыбнуться и кивнула. Он торопливо удалился.

— А Креонт? — спросила я у Исмены.

— Это-то самое плохое. Когда я ему сказала, что мы втроем осуждаем это пиршество, он ответил: «Опять Антигониных рук дело!» — и не дал мне возразить.

— Вся эта жестокость служит лишь политическим целям?

— Только. И скоро они, Антигона, придут за тобой — вернее, за твоим луком.

— Почему?

— Полиник и кочевники рассержены, они уже не думают о собственной безопасности, близко подходят к стенам, но потери у них невелики, потому что наши стрелы не долетают до них; мы же теряем многих — ты видела, сколько раненых. Этеокл заставил провести на крепостных стенах новые работы и собрать там в ожидании приступа, чем обороняться, но и этого недостаточно. Им нужно показать кочевникам, что посланные тобой стрелы летят столь же далеко, как и у них, или даже дальше, как тебя обучил Тимур.

— Ты тоже этого хочешь, Исмена?

— Если кочевники решат, что Полинику грозит опасность, они испугаются, потому что, не станет его — рухнут все их надежды. Ты уверена, что Полиник останется невредим?

Я была счастлива, что прозвучали эти слова. Значит, Исмена не меньше моего хочет видеть Полиника живым и здоровым.

— Тимур обещал, — ответила я.

Мой ответ, кажется, успокоил Исмену. Мгновение мы смотрели друг на друга, а вокруг шумел пир, раздавались боевые крики, и у городских ворот звенело оружие.