Юлия Глезарова - Мятежники

– И что, вы не заметили сожаления на лице его? Хотя бы об участи своей? – спросил полковник в кавалерийском мундире.

– Ни малейшего… Не то что кузен мятежника нашего, ахтырских гусар командир Артамон Муравьев. Сего тоже видел, арестованного – высокий, дебелый. Плакал, как баба, и клялся мне, что не виновен ни в чем. Хотя я и не спрашивал.

– Да… – протянул кавалерист. – Уж три недели как просыпаюсь я с утра и думаю: что сегодня еще стрясется? Мятеж будет, или присягу новую назначат?

– Господин штабс-капитан! – Мишель подошел к Докудовскому, расталкивая связанными руками присутствующих. – Вы точно Пестеля видели? Он жив?

– Точно, – ответил Докудовский и с удивлением поглядел на Мишеля.

Отворотившись, адъютант отправился к генералу – доложить, что пленный мятежник доставлен.

Пока Докудовский был у Рота, генеральская свита внимательно, в упор рассматривала Мишеля. Среди них был страшный злодей. Впрочем, бояться его не следовало: злодей был связан и вид имел жалкий. В разодранном статском платье, с растрепанными волосами, в которых застряли соломинки – шут гороховый, да и только.

– Пойдемте.

Докудовский взял Мишеля за руку, повыше локтя.

Рот сидел за столом, в расстегнутом мундире. Перед ним стояла чашка с крепким кофе, лежала белая булка. От запаха Мишель едва не потерял сознание и вспомнил, что сутки не ел.

– Ну-с, – спросил Рот расслаблено, отпивая из чашки, – зачем пожаловали?

Мишель сглотнул комок в горле, ему стало страшно, опять предательски похолодела грудь. Он смешался: заготовленная для генерала речь забылась.

– Я слушаю вас.

– Генерал… позвольте мне сказать, нет, просить вас… Вы – честный человек, я знаю. Я знаю… Вы не откажете мне в просьбе.

– Ну?

– Напишите государю… Правду напишите. Это я, я один во всем виноват. Он слушал меня, я его уговаривал.

– Кто – он?

– П…подполковник Муравьев.

– Он не виноват? Вы виноваты? Интересно… – Рот отодвинул чашку и внимательно посмотрел на Мишеля. – Может, это вы командовали давеча в поле? В статском платье?

– Нет, в поле… он. Но весь план – мой! Напишите государю, молю вас. Вы же хотите награжденье получить от его величества? Есть способ…, – Мишель перешел на шепот, – я расскажу все, что знаю – а я много знаю, поверьте! Я фамилии назову всех, кто в заговоре! Я расскажу о Польше, о Малороссии, о Финляндии! Тайных обществ много, ваше превосходительство, наш заговор огромен! Он охватывает все члены и учреждения… Я – один из главных! Я все вам расскажу! Вы преуспеете в расследовании. Вы только – напишите, что мятеж задумал я… что он не при чем….

Рот с сомнением посмотрел на Мишеля.

– А вы в уме ли, подпоручик? Ежели в уме – тогда на что вам это? Кто он вам?

Мишель густо покраснел. Зажмурился на мгновение. Потом открыл глаза и выпалил:

– Он – только послушное орудие рук моих! Ваше превосходительство!..

– Вы больны, подпоручик, – устало произнес Рот и позвонил в колокольчик. – Увести!

– Господин генерал! – выкрикнул Мишель. – Вы должны написать, ибо это правда! Он не виноват, поймите!

– Увести! – повторил Рот строго.

В сенях Докудовский самолично распутал веревку на руках Мишеля. Тот порывался объяснить ему что-то важное, но штабс-капитан не слушал, только кивал головой, пропуская мимо ушей торопливый шепот арестанта. Капитану было не до его откровений. Что дельного может рассказать нещасный мальчишка в статском платье? Если уж и генерал его слушать не захотел, то к чему сие штабс-капитану? Но Мишель, видя, что его слушатель кивает, вошел в раж, почувствовал азарт, возвысил голос:

– Он не виноват, понимаете, он ни в чем не виноват!..

– Не горячитесь так, подпоручик, – успокоительно сказал Докудовский, – кто прав, кто виноват – без нас разберут… Скажу одно только: лучше бы я вас в Бобруйске арестовал.

Набросил Мишелю на плечи шинель, подтолкнул к двери, где уже ждал часовой.

– Проводи!

После запаха генеральского кофе и свежего холода улицы воздух в корчме показался Мишелю омерзительно спертым и душным.

Огарок расплылся в восковую лужицу, посреди нее плавал черный от сажи кусок фитиля. За этот жалкий обрывок жадно цеплялся почти несуществующий огонек.

Соловьев спал, прижавшись спиной к печке, свесив голову на грудь.

Мишель опустился на лавку, впился глазами в умирающий огонь, сгорбился, закрыл руками уши: звон в голове прошел, и не было сил слышать хриплое, тяжелое дыхание Сергея.

– Что так долго? – тревожно спросил Матвей, – он о тебе спрашивал…

– Как он?

– Без памяти. Пусть. Легче так. Помоги мне – не могу больше, рук не чувствую…

Мишель присел рядом с Сергеем на лавку, Матвей бережно переложил голову брата на плечо Мишеля. Рана была закрыта платком с черными пятнами крови. Мишеля затошнило от ее резкого металлического запаха, он отвернулся и вновь начал смотреть на крохотный, едва мерцающий во тьме огонек. Наощупь обнял Сергея за плечи, прислонился вместе с ним к стене.

Матвей встал, выпрямился, потянулся, захрустел суставами.

– Поговорил с генералом? – спросил он хмуро. – Когда лекарь будет?

– Не знаю… Я … не об этом.

– А о чем же?

– О том, что я – самый главный тут. Все нити в моих руках… Все это я придумал и свершил – мне и отвечать. Одному. А вы здесь не при чем… Ты так и говори им, ладно? И Соловьеву надо сказать…

Сергей с трудом приподнял безвольно лежащую на коленях руку, скользнул пальцами по рукаву Мишеля.

Матвей ошеломленно покрутил головой.

– Ну и как его превосходительство? Неужто поверил?

По-прежнему глядя на огонь, Мишель помог Сергею утвердить руку на сгибе своего локтя, и твердо произнес:

– Нет. Не поверил. Но если ты подтвердишь…

– И никто не поверит! – перебил его Матвей. – Так что ты лучше молчи!

– Но ведь – сие правда. Все так и есть… Ты сам говорил – я во всем виноват…

– Молчи, – взорвался Матвей, – ты своей болтовней всех погубил, словами своими бесстыдными, речами дурацкими! Ты ничего не сделал… за слова и песни невелик спрос. Посидишь в крепости, в солдаты разжалуют – велика беда! А ему, – он кивнул на Сергея, – ему всерьез отвечать придется! Что ты все отворачиваешься, Мишка? Ты посмотри на него, посмотри! Может, в последний раз… – Матвей осекся, понизил голос до шепота. – Вот они – твои слова, идеи, революция, свобода – вот до чего сие доводит! Вот она – свобода твоя, смотри!

Мишель молчал, не вслушиваясь в ожесточенный шепот Матвея. Голова Сергея лежала у него на плече, дыхание раненого вдруг стало ровнее, будто он просто уснул. Запах крови исчез, растворившись в общем смраде. В сумраке кровавых пятен не было видно, и Мишель на мгновение поверил в то, что Сергей просто спит, что ничего не было, да и быть не могло. Потому что – если все было, тогда откуда эта странное счастье, это тепло человеческое, что наполнило вдруг его сердце?