Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны

Въ бѣженствѣ, сравнительно выгодно отличалась фигура архіепископа кишиневскаго Анастасія, стремящагося идти въ уровень съ духомъ времени и указывающаго въ своихъ проповѣдяхъ и на отрицательныя явленія средп представителей «бѣлаго» движенія (помнится, сколько разговоровъ вызвала проповѣдь высокопреосвященнаго Анастасія произнесенная въ началѣ 1920 г. въ Константинополѣ съ горячимъ осужденіемъ тѣхъ изъ офицеровъ и представителей тѣхъ бѣженскихь «верховъ», которые кутежами и грубымъ безсердечіемъ тагъ тягостно оттѣняли въ глазахъ иностранцевъ отрицательныя стороны русскаго быта). Митрополитъ херсопо-одесскій Платонъ, тяготѣющій къ правымъ группировкамъ, оказалъ русскому дѣлу въ Америкѣ извѣстную услугу своей энергичной пропагандой противъ большевиковъ. Представитель высшаго церковнаго управленія Юга Россіи въ Зап. Европѣ архимандритъ Сергій своими темпераментными монархическими проповѣдями и лекціями, своимъ лубочнымъ смакованіемъ легенды о «жицо-массонскомъ» заговорѣ не вплелъ лавровъ въ терновый вѣнокъ русскаго духовенства. Наконецъ, владыка Евлогій своими выступленіями въ Берлинѣ и Парижѣ перенесъ на церковный амвонъ задоръ политическаго борда опредѣленнаго уклона, не имѣющаго силы противостоять искушенію превратить панихиду по жертвамъ краснаго террора (въ сентябрѣ 1921 г.) въ панихиду «по благочестивомъ Государѣ Императорѣ Николаѣ Александровичѣ». Въ переполненной МОЛЯЩИМИСЯ русской церкви въ Парижѣ это контрабандное поминовеніе одной изъ жертвъ краснаго террора вмѣсто назначеннаго поминовенія сі жертвы «таганцевскаго» заговора произвело на многихъ сильное и опредѣленное впечатлѣніе.

Настойчивое выявленіе въ бѣженствѣ воинствующаго политиканства части православнаго духовенства нашло яркое воплощеніе въ постановленіи церковнаго собора, состоявшагося въ ноябрѣ 1921 г. въ Юго-Славянскомъ городѣ Карловицахъ. Соборъ этотъ большинствомъ голосовъ мірянъ и сравнительно незначительной группы священнослужителей обнародовалъ «посланіе», въ которомъ заключался и такой чисто политическій призывъ-молитва: «да вернетъ на Всероссійскій Престолъ Помазанника, сильнаго любовію народа, законнаго Православнаго Царя изъ Дома Романовыхъ.»

Марковы II, Ширинскіе-Шихматовы и прочіе Рейхенгальцы, склонивъ на свою сторону часть духовенства, въ этомь посланіи церковнаго собора сумѣли контрабандой провести нужный имъ политическій грузъ.

Переоцѣнка цѣнностей въ кругахъ интеллигенціи отнюдь не является явленіемъ, характеризующимъ всю интеллигенцію, безъ исключенія. Лишь въ верхахъ опытъ, накопленный во время гражданской войны и революціи, вызываетъ сдвиги и исканія истины, но одновременно сказываются въ иныхъ интеллигентскихъ кругахъ и старыя настроенія, пагубно сказавшіяся и въ предреволюціонный періодъ. Много еще имѣется интеллигентовъ, для которыхъ партійное и кружковое заслоняютъ собою общее и государственное. Духъ жертвенности, умѣніе и желаніе кое-чѣмъ поступиться, отказаться отъ чего либо дорогого и привычнаго — точно также отнюдь не является универсальнымъ явленіемъ въ кругахъ нашей передовой интеллигенціи. Напротивъ того, часто — и, даже, слишкомъ часто — сказывается узкій фанатизмъ, упорное желаніе не сойти съ занятой разъ «принципіальной позиціи», неумѣніе гибко и подвижно учесть измѣненіе жизненныхъ условій.

Любопытно отмѣтить, что разочарованія, принесенныя совокупностью событій, сказались наиболѣе ярко не столько у интеллигентовъ мужского пола, сколько у женщинъ, и не столько у интеллигентовъ вполнѣ уже зрѣлаго возраста, сколько у молодежи, въ частности — учащейся. Женщины-интеллигентки въ оцѣнку и переживанія фактовъ вносятъ обычно больше эмоціональности и это обстоятельство сказывается въ колебаніяхъ политическаго маятника среди интеллигентныхъ русскихъ женщинъ. Большевизмъ всѣмъ достаточно истрепалъ нервы, но у интеллигентокъ порожденная ужасами гражданской войны обнаженность нервовъ выливается, какъ общее правило, особенно сильно. Политическія сужденія многихъ интеллигентныхъ женщинъ проникнуты исключительно отраженіями пережитого, чувство заслоняетъ разумъ, отсутствіе точной освѣдомленности замѣняется слухами и легендами, обывательскія «ненависти» и «обожанія» даютъ себя сильно чувствовать. Въ началѣ революціи сколько истерическихъ поклонницъ было у Керенскаго, а сколько изъ этихъ же поклонницъ, презрительно взиравшихъ въ 1917 г. на болѣе умѣренныя группы, въ 1919 г. на городскихъ выборахъ юга Россіи поддерживали крайне-правые списки кандидатовъ въ гласные, участвовали въ церковно-приходскихъ сестричествахъ, такъ недальновидно сочетавшихъ мистическо-религіозныя настроенія съ самой подлинной реакціонностью и тоскою по самодержавію!

Что касается молодежи, то не обобщая слишкомъ фактовъ, нельзя не признать, что въ ея средѣ явственно проявляется, какъ послѣдствіе переутомленія революціонной бурей, а также — той же эмоціональности и нервозности, отходъ одновременно отъ идеалистическихъ и отъ прогрессивно-политическихъ позицій. Со свойственной молодежи пылкостью, нынче въ модѣ высмѣивать въ ея средѣ идеалы «отцовъ», которые «дѣти» склонны замѣнить меркантилизмомъ и карьеризмомъ. Національное самосознаніе часто замѣняется во многихъ университетскихъ кружкахъ націонализмомъ и нетерпимостью шовинистическаго свойства. Въ кругахъ учащихся высшей школы идетъ проповѣдь аполитизма, но не въ смыслѣ одного только занятія наукой и прекращенія игры въ политику, но и въ смыслѣ выработки въ себѣ пренебрежительно-безразлично-презрительнаго отношенія къ вопросамъ «обанкротившейся» политики. Сравнительно еще недавно едва ли не общимъ правиломъ былъ высокій уровень идеализма учащейся молодежи. Студенты и курсистки почти сплошь были заражены духомъ идеализма и, притомъ, революціоннаго. Этотъ апогей идеализма и революціонности завершался часто въ университетскихъ аудиторіяхъ, внѣ которыхъ, по окончаніи высшаго учебнаго заведенія, захлестывала тина жизни и начинался, но чьему-то мѣткому выраженію, періодъ размагничиванія. «Размагниченный интеллигентъ» начиналъ брать взятки, собирать усиленно презрѣнный металлъ со своихъ паціентовъ и кліентовъ, питъ, играть въ карты и т. д. Университетскій идеализмъ начиналъ уходитъ въ прошлое и покрываться дымкой. Французы, впрочемъ, утверждаютъ, что нужно быть горячимъ соціалистомъ въ юности, чтобы стать добрымъ радикаломъ въ болѣе зрѣломъ возрастѣ. У насъ же — сперва насаждалась педо-кратія, молодежь была чуть ли не сплошь активно-революціонна, а, по окончаніи высшей школы, начинала размагничиваться, а теперь — молодежь начинаетъ отворачиваться отъ идеаловъ и лѣвой политики, контрастируя въ нѣкоторой степени въ этомъ отношеніи со старшими поколѣніями.