Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны

Нужно откровенно и опредѣленно сознаться, что всему религіозно-идеалистическому теченію въ Россіи предстоитъ преодолѣть на своемъ пути много серьезныхъ препятствій. Изъ числа ихъ нельзя не выдвинуть на первый планъ того моральнаго разврата, который внесъ въ русскую жизнь большевизмъ. Большевистское владычество, осквернивъ души русскихъ людей, понизило нравственную сопротивляемость и чистоту. Элементарной честности нанесенъ серьезный ударъ, ложь стала неизбѣжнымъ спутникомъ жизни въ Совдепіи. Ненависть къ коммунистическому начальству, страхъ передъ всесильной гидрой чрезвычайки — все это подорвало начала порядочности, правдивости, добросовѣстности. Временное и наносное — оно врядъ ли пройдетъ совершенно безслѣдно, останется, если не привычка, то трещинка въ моральномъ кодексѣ. Саботажъ, служба въ ненавистной красной арміи, изворачиваніе въ дѣлѣ полученія для семьи пайка — всѣ эти явленія разнаго порядка въ итогѣ приводятъ къ одному результату — моральному надлому, къ «примѣненію къ подлости». Обманъ вводится въ систему, на немъ строятся въ извѣстной степени взаимоотношенія. Ради спасенія жизни близкихъ завязываются связи, которыя накладываютъ свой отпечатокъ: вчера знакомый большевикъ оказываетъ обывателю услугу, спасая его изъ лапъ большевистскаго палача, а завтра, послѣ изгнанія большевиковъ, избѣжавшій разстрѣла прячетъ у себя большевика отъ поисковъ администраціи или суда. Фантастическая дороговизна жизни толкаетъ многихъ ради прокормленія семьи на всевозможныя «комбинаціи», а также на спекуляцію, взяточничество, хищенія.

Русская интеллигенція, за рѣдкими исключеніями, не запятнала себя соглашательствомъ съ большевиками. Служба въ совѣтскихъ учрежденіяхъ изъ-за куска хлѣба и изъ-подъ палки отнюдь не есть еще соглашательство. Не садясь за одинъ столъ съ «филистимлянами», русская интеллигенція въ ея цѣломъ не продала своего первородства за чечевичную похлебку. Она сохранила свое достоинство, не склонила головы въ смыслѣ продажи своихъ убѣжденій, но, подавляя проклятія, по неволѣ пошла па работу техническаго характера: сколько и при этомъ было борьбы, колебаній, сомнѣній, угрызеній совѣсти, бунтовъ души... Сколько нанесено при этомъ ранъ и вынесено душевныхъ страданій ... Сколъ безконечны моральныя и физическія муки, вынесенныя интеллигентами, подвергнутыми большевистскимъ «пыткамъ страхомъ», террору, не столько и не только палачей чрезвычайки, но и террору продовольственному, лишеніямъ пайка, уменьшеніямъ продовольственнаго раціона для себя и семьи. Иные интеллигенты изъ анти-большевистскаго лагеря, которые не за страхъ, а за совѣсть пошли служить большевикамъ — сдѣлали это если не по недомыслію, то зачастую сбитые съ толку лживой информаціей большевиковъ о міровой, якобы, коммунистической революціи, о всеобщемъ и за рубежомъ подчиненіи интеллигенціи III интернаціоналу и т. д. Нашлись — хотя и въ небольшомъ количествѣ — прозелиты большевизма изъ соображеній карьеризма, корыстолюбія и честолюбія; эти уже вѣдали, что творятъ, они сознательно продавали душу свою.

Такъ или иначе, но большевизмъ въ разной степени оказалъ свое тлетворное вліяніе на нравственный укладъ населенія, въ частности — интеллигенціи. Плоды большевистскаго развращенія будутъ еще долго сказываться.

Нужно, при этомъ, различатъ переживанія интеллигентовъ внутри Совѣтской Россіи и внѣ ея — въ изгнаніи. Подобно тому, какъ въ самой Совдепіи многіе, толкаемые нуждой, шли на компромиссы съ совѣстью и отступали отъ общепринятыхъ моральныхъ нормъ, такъ и въ бѣженской средѣ нужда вызываетъ порою уродливыя и темныя явленія. Въ поискахъ заработка, иные бѣженцы доходятъ до поступковъ циничныхъ по своей аморальности, особенно почему-то ярко это сказывалось въ 1920—21 гг. въ Константинополѣ, гдѣ такъ процвѣтали русскіе притоны и русскіе сводники, гдѣ такъ скандальна была уголовная хроника міра бѣженцевъ. Оторванные отъ родины, лишенные живительнаго прикосновенія къ родной почвѣ и родной дѣйствительности, въ бѣженствѣ, какъ это имѣло мѣсто и въ старой, до-революціонной миграціи, стала развиваться — вліяніе бездѣлья — сплетня, клевета, взаимная ненависть, злоба, эгоцентризмъ, мелочная грызня, игра самолюбій, вліяніе больной печени и нервовъ. Этой затхлой и душной атмосферой деморализаціи въ значительной степени зараженъ бѣженскій русскій Парижъ, отъ проявленій жизни интеллигентныхъ круговъ котораго порою отдаетъ запахомъ тлѣнія, разложенія и распада. Иные бѣженскіе круги всю свою энергію отдаютъ на взаимное подсиживаніе, брань, крикливую и неприличную полемику. Все это тоже, въ извѣстной степени, не свидѣтельствуетъ ли о нравственномъ упадкѣ, о моральномъ развалѣ, о нѣкоторой утратѣ чутья дозволеннаго и допустимаго?

Что касается соглашательскихъ теченій, то они и въ бѣженской средѣ не сильны и мало вліятельны. Для растлѣнія душъ большевикамъ пришлось импортировать въ заграничные центры «спецовъ» по сей части, но и ихъ «работа» особаго успѣха не имѣла.

Нѣтъ нужды особливо подчеркивать все то значеніе, которое представляетъ собою для будущаго русской интеллигенціи излеченіе ея отъ той гангренозной язвы, насажденной большевиками. Для той грандіозной строительной работы, которая предстоитъ интеллигенціи въ Россіи, нужны люди морально-сильные и здоровые. Придется считаться съ послѣдствіями физическаго надрыва и нервнаго истощенія, въ области нравственной необходимъ мощный очистительный порывъ. Эта задача моральнаго оздоровленія интеллигенціи, усиленіе въ ея средъ строгости само-требованій — является одной изъ основныхъ предпосылокъ удовлетворенности въ сферѣ религіозныхъ исканій. Укрѣпленіе принципіальности, усиленіе духовнаго начала невозможны безъ предварительной работы по нравственному самоочищенію и оздоровленію. До изгнанія большевистскихъ «бѣсовъ» нечего и помышлять объ исканіи Бога живаго, о высокомъ духовномъ творчествѣ и стройкѣ принципіально-стойкаго и жизненнаго идеала.

До революціи политическое мышленіе было въ Россіи, поневолѣ, теоретично и книжно, а политическаго творчества въ сколько-нибудь широкомъ масштабѣ почти не существовало. Всесильная петербургская бюрократія, идя по разъ проторенной дорожкѣ, дѣлала въ тиши канцелярій свое дѣло, не посвящая въ него и не допуская къ нему представителей болѣе широкихъ круто въ населенія. Дѣятельность Госуд. Думы сводилась больше къ оппозиціи и критикѣ, чѣмъ къ положительному творчеству — хотъ сколько-нибудь большого размаха. Послѣдствіями итого порядка вещей и явилась зачаточность политическаго мышленія у широкихъ массъ и теоретичность интеллигентской политической мысли.