Курт Давид - Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

— Мне доложили о великой победе. И ни словом не упомянули о неповиновении полководца Као Хи.

Главнокомандующий объяснил ему, что Као Хи не появился в назначенное время в нужном месте.

— Не случись этого, мы не только выиграли бы сражение, но и навсегда покончили бы с «варваром с севера»!

— Каким будет твой ответ, Као Хи? — спросил император.

— Буря, ураган…

— Буря! Мне буря помогла перейти в наступление, а тебе…

— Воины отказывались идти вперед. Мы дошли уже до гор и…

— У него нет воли! Если его воины отказывались, почему он не приказал казнить десятерых? Десять казненных вызывают прилив сил у тысячи живых, а сто казненных поднимут боевой дух всего войска! — С этими словами Ху Шаху отступил в сторону. — Я требую его смерти!

Император опустился на подушки. Рядом с ним стояла юная служанка, обмахивавшая его опахалом из павлиньих перьев.

— Смерти?

— Да, смерти!

Хсуа Суну захотелось орешков, и ему мгновенно подали их на серебряном блюде. Он бросал орешки в рот, переводя внимательный взгляд с Ху Шаху на Као Хи.

— Кто спешит, часто спотыкается и падает, — сказал император. — Кстати, как твоя нога, Ху Шаху?

— Совсем скоро я забуду о ране, — ответил тот, недовольный столь незначительным вопросом.

Као Хи вдруг встрепенулся, словно почуяв близкую удачу.

— Я прошу смерти!

От удовольствия император даже захлопал в ладоши:

— Молодец, Као Хи, молодец! Однако мудро ли казнить полководцев, в которых я так нуждаюсь?

Ху Шаху едко заметил, что мертвый полководец лучше строптивого полководца.

— Не желаешь ли сесть, мой верный главнокомандующий? Я вижу, рана доставляет тебе страдания!

— Нет!

Император отдал слуге пустой поднос и пожелал горячего молока.

Ху Шаху внимательно наблюдал, как император маленькими глотками отпивает горячее молоко из фарфоровой чашечки, как смакует его и какое наслаждение при этом испытывает — можно было подумать, что в эти мгновения ничего, кроме молока, в мире не существовало, а они двое, главнокомандующий и его полководец, пришли для того лишь, чтобы убедиться в том, как это молоко ему, императору, нравится.

Но вот император бросил на них поверх изящной и почти невесомой чашечки такой взгляд, словно отгадал мысли Ху Шаху и теперь думал вот о чем: «Один из них цареубийца и сам себе присвоил звание главнокомандующего, а другой трус и лицемер, который умоляет лишить его жизни, рассчитывая тем самым ее сохранить». А вслух Хсуа Сун сказал:

— Слушайте и повинуйтесь! Као Хи нападет на войско Чингисхана. Если он одержит победу, мы подарим ему жизнь. А если потерпит поражение, я позволю тебе, Ху Шаху, казнить его! Ты согласен? — И добавил: — Мой верный главнокомандующий.

— Да, — ответил Ху Шаху, — согласен! А мне что делать?

— Залечивать ногу, залечивать ногу!

По лицу Као Хи скользнула ехидная улыбка.

Вскоре оба оставили императорские покои. Ху Шаху, поддерживаемый двумя помощниками, хромая спустился по широкой мраморной лестнице к своему креслу на колесиках и велел доставить себя в собственный дворец.

— И каждый час оповещайте меня о развитии событий, — сказал он им, отходя ко сну. У двери спальни стояли два телохранителя с обнаженными мечами в руках, а несколько других прогуливались туда-сюда по аллеям сада мимо цветущих персиковых деревьев. Широкое окно в спальне оставалось открытым.

Хотя главнокомандующий возненавидел Као Хи за то, что тот лишил его лавров великого героя, он желал ему полной победы: Ху Шаху любил свою страну и не мог себе представить, что ее завоюет человек, не умеющий ни читать, ни писать, из подданных которого не вышло ни ученых, ни земледельцев, ни ремесленников, ни художников, ни купцов.

— Неужели нет еще никаких вестей? — спросил он вечером.

— Есть, но не слишком обнадеживающие: Као Хи стоит перед рекой и перейдет ее еще нынешней ночью, — ответил его первый помощник.

— А монголы?

— Видны отдельные лодки, но самого войска не видно. Хан степи наверняка хочет заманить его в горы!

Что было возразить Ху Шаху? Да и зачем?

Ночь выдалась ясная, лунная, и листочки на персиковых деревьях серебрились словно заснеженные. По посыпанной песком дорожке, поскрипывая башмаками, прохаживались телохранители. Главнокомандующий долго лежал без сна.

— Почему этот Као Хи собирается перейти реку? Не понимает разве, что монгол заманивает его в горы?

— Но ведь для того, чтобы остаться в живых, он, по-моему, должен искать сражения? — удивился первый помощник Ху Шаху. — А не опасается ли он, что вождь монголов после первого поражения навсегда уйдет восвояси? Как вы с ним тогда поступите?

Это Ху Шаху нисколько не заботило. Поэтому он ничего не ответил, а прислушался к руладам соловья, которые напомнили ему слова матери: «Никогда не засыпай под трели соловья: может быть, своей песней он хочет предупредить тебя о чем-то!»

И вот наступило ненастное, дождливое утро. Во дворце главнокомандующего появился очередной гонец и принес такую весть:

— Чингисхан вернулся и готов принять бой.

— Вот видите! — проговорил Ху Шаху, сел в кресло, и его подвезли к окну, как будто отсюда, из дворца, он мог наблюдать за ходом битвы. Конечно, это было невозможно, он видел только листья, которые ветер срывал с веток персиковых деревьев и пригоршнями швырял в окно. Стражи укрылись под ветвями могучего конского каштана и вытирали мокрые от дождя лица.

— При таком ливне Као Хи не удастся применить «летучий огонь», — сказал Ху Шаху. По его тону первый помощник понял, что главнокомандующий сожалеет об этом.

— Нет, никак не сможет, — подтвердил он.

К обеду приспела добрая весть. Полководцу Као Хи удалось отогнать монголов вплоть до предгорных деревень.

— Он бьется как пятиглавый Яма, — говорил гонец. — Он увлекает своих воинов за собой, он сражается в первых рядах. И казнил уже пятьдесят человек, которые недостаточно быстро подтягивали к месту боя метательные машины и катапульты.

Главнокомандующий криво улыбнулся.

— Когда во время нашей битвы он должен был совершить обходный маневр, он предпочел прийти слишком поздно. А сейчас, когда поражение может стоить ему головы, он, похоже, готов казнить не только пятьдесят, но и сто или даже тысячу человек. За жизнь цепляется…

— Да, он хочет жить!

— Пусть победит — и волос с его головы не упадет!

К вечеру подоспел другой гонец. Полководец Као Хи прекратил преследование, доложил он, остановился в предгорье, занял удобную позицию и держит у реки в засаде сильные резервы.

— Значит, у него хватило ума не дать увлечь себя в горы! — сказал Ху Шаху, снова вытягиваясь на кровати.

— Вы рады этому? — спросил первый помощник.