Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Увидев, что я шутить не расположен, шеф тоже посерьёзнел и решил перейти к делу.

– В общем, так, – сказал он, – сам я об этом знаю немного, но ясно, что команда исходит с самого верха, с самого что ни на есть высокого верха.

При этом шеф многозначительно указал на красочный плакат Росвооружения, на котором девица в кольчуге на голое и весьма рельефное тело восседала на бронемеханизме неизвестной модели.

– Как я понял, французские жулики вроде наших чёрных археологов где-то в отрогах Пиренеев занимались поисками сокровищ альбигойцев. Википедия учит, что эти самые альбигойцы или катары, которых католики загнали в замок Монсегюр и собирались устроить им аутодафе, по легенде каким-то чудом вынесли из осаждённого замка свои сокровища, богослужебные книги и магические артефакты и спрятали их. Да так хорошо, что ищут их уже восемьсот лет, а найти не могут. Ну вот, эти жулики стали копаться в горных пещерах, а местные жители вызвали полицию. Жуликов, ясное дело арестовали, при этом оказалось, что дуракам всё-таки повезло. Впервые за восемьсот лет они нашли хоть что-то ценное, но не золото, которое, надо полагать, и искали, а старинный манускрипт.

Археологи и историки страшно возбудились, потому что, видишь ли, после катаров почти никаких письменных источников не осталось – ни летописей, ни переписки, ни еретических Евангелий – ничего, инквизиция поработала на славу. А тут – целая книга! Сенсация! Манускрипт попытались прочесть, но не поняли ни единого слова. Мало того, что южане пользовались языком ок, отсюда, собственно, и происходит название местности – Лангедок, [1] Лангедок (Langue d'oc) – земля, где говорят на языке ок. а в основу современного французского лёг язык северян д’ойль, так книга оказалась ещё и зашифрованной! Тогда обратились к нашим французским коллегам, но и они развели руками. И вот тут кто-то из них вспомнил про твою статью о новых методах дешифровки, ну, и закрутилось… Как ты знаешь, у нас сейчас с Францией в очередной раз политический медовый месяц, на встрече в верхах их президент попросил нашего, ну, а тот, понятное дело, сказал: «Конечно!»

В общем так. Для французов расшифровка этой книги – вроде как вопрос национального престижа, и если мы им поможем это сделать, сам понимаешь, наберём вистов. Завтра в Москву с копией манускрипта прилетает француженка, специалист по средневековым ересям, ты поступаешь в её распоряжение. Вот, – шеф протянул мне конверт, – здесь все необходимые документы. Там же банковская карта. Денег много. Встретишь её в аэропорту, поселишь в гостинице, и работайте. Думаю, твои алгоритмы должны сработать. «Забьём Мике баки!» – процитировал эрудированный шеф.

– Но я же по-французски знаю всего несколько слов, да и те… гм… Как я с ней общаться-то буду?

– А в бумагах сказано, что она свободно говорит по-русски.

– Надо же… А фотографии там нет? – с надеждой спросил я.

– Фотографии нет, только имя и фамилия, – шеф заглянул в папку, – какая-то Ольга Юрьевская. Из эмигрантов, поди, поэтому и русский знает. Завтра встретишь – сам увидишь. Но вообще-то, особо не надейся. Француженки – они в целом того… не того. Вот польки… – затуманился шеф, – так что оперативное решение примешь на месте. Ты ведь разведённый?

– Так точно.

– Вот и хорошо, то есть что это я, никуда не годится! В общем, слава Будде, твоё аморальное поведение мне разбирать не придётся. Имеешь полное право налево. Ещё вопросы?

– Никак нет.

– Вот и хорошо. Иди, выполняй. С завтрашнего дня ты в местной командировке. Будут проблемы – звони. Деньги особо не транжирь, но и не жадничай. Кончатся – бросим на карту ещё, так мне командование сказало. Французы дают карт-бланш. Ну, а если есть возможность, чего не попользоваться? Желаю удачи.

Вернувшись в свой отдел, я молча уселся за стол, вытряхнул документы из конверта и стал их перебирать. Та-ак… Visa Platinum на моё имя. Ничего себе… Бланк командировочного удостоверения, предписание на выполнения задания со стандартной формулировкой «Выполнение приказаний командования». А это что? Письмо на французском, к нему аккуратно прикреплён листок с переводом. Однако… «Президент Французской республики…» Уровень! И что же мне пишет господин президент? Оказалось, ничего нового. Ясное дело, Канарейкин уже успел заглянуть в конверт и пересказал содержание письма своими словами. Больше в конверте ничего не было, кроме визитной карточки мадам Ольги Юрьевской опять-таки на французском языке. Карточка как карточка, обычная, без выкрутасов. Служебного адреса, что характерно, на карточке нет, только мобильный телефон, электронка и Скайп. На обратной стороне карточки от руки написаны какие-то цифры. Я предположил, что это номер рейса, который мне предстоит встречать, и время прибытия. Яндекс подтвердил догадку: борт «Эр Франс» из Марселя. А куда мадам прибывает? О, в «Шарик»! Первая удача.

Больше изучать было нечего. Мои подчинённые, демонстрируя страшную увлечённость работой, время от времени поглядывали на шефа в ожидании новостей с генеральского этажа. Наконец, Галкин, как самый молодой и любопытный, не выдержал:

Я усмехнулся и в тон ему ответил:

Между прочим, я как-то включил телевизор, что делаю нечасто, и застал на «Культуре» обрывок дискуссии про «культурный код поколения». Участники, как обычно, уснащали свою речь неудобопонятной терминологией, говорили захлёбываясь и перебивая друг друга, но общий смысл я, кажется, уловил. Как сейчас люди узнают себе подобных, ну, то есть людей из своего круга? Раньше, например, узнавали своих по одежде. У кого одежда дорогая, из хорошего материала и от хорошего портного, тот не голь перекатная, а дворянин. Опять же, звания всякие, ордена, церемонии… А сейчас? В Советском Союзе все зарабатывали примерно одинаково, жили в одинаковых квартирах, и даже книги на полках были примерно одни и те же. Вот цитаты из любимых книг и стали этим самым культурным кодом. Мы привыкли обмениваться фразами из любимых книг и фильмов. Ильф и Петров, Гашек, Булгаков, Стругацкие… А кто не читал, тот лох. Правда, в наше время слова «лох» было не в ходу, тогда говорили «лимита» или «чмошник». Мои офицеры, хоть и моложе, одного со мной поколения. Мы друг друга понимаем с полуслова, а вот курсанты, которым я читаю лекции, уже не такие. И не то чтобы они не читали «Швейка» или «Понедельник начинается в субботу», читали, наверное. Только им это неинтересно. Я несколько раз пробовал на лекции во время методической паузы пошутить, используя цитаты из любимых книг, и проваливался в пустоту. Меня вежливо слушали, и не более того, никто даже не улыбнулся. Помню, я тогда расстроился: хуже нет, когда у преподавателя потерян контакт с аудиторией. Но нет – слушали они меня нормально, и понимали, в общем, неплохо, только вот культурный код у них уже совсем другой. А какой, я не знаю. Странно и смешно было бы, если бы я на лекции, например, заговорил «по-олбански», хотя это совсем нетрудно, достаточно с недельку посидеть на сетевых форумах. Только выглядел бы я, ну, примерно как старушка с фривольной татуировкой на обвисшей и сморщенной груди. Постепенно мы с курсантами друг к другу привыкли, какого-то взаимопонимания достигли, но не более того, холодок остался, и, похоже, до экзамена.