Эдуард Борнхёэ - Мститель

Если бы я не был уверен, что он тогда сгорел, я бы поклялся, что это он, — пробормотал Одо.

Ну что? — дрожа спросила Эмилия.

Я его не знаю… собака, как и все остальные, — проворчал Одо.

Люди, окружавшие замок, задвигались. Они спешились и разбрелись к деревьям.

Одо готов был сейчас же сесть на коня и вместе со всеми находившимися в замке обрушиться на крестьян; он считал, что их можно просто разогнать кнутом. Но рыцарь Куно, приехавший в гости еще до начала восстания и не решавшийся оставить друзей в такое тревожное время, всеми силами воспротивился этому намерению Одо. Тот в конце концов уступил и, злобно погрозив кулаком в сторону крестьян, вошел в замок. На стене стало тише, только стража ходила взад и вперед, выкрикивая насмешки и ругательства; крестьяне тоже в долгу не оставались. В течение трех дней слышно было, как в лесу рубят деревья. Осаждающие строили стенобитные сооружения и лестницы для штурма, оттачивали оружие и пели боевые песни, издавна жившие в народе и передававшиеся из поколения в поколение. Отдельные небольшие отряды ходили вокруг замка и следили, чтобы никто не мог выйти оттуда или пробраться внутрь.

Наступил вечер третьего дня. Тучи неслись по небу, гонимые ветром. Быстро стемнело. В замке зажгли огни. Спать в эту ночь никто не мог. На стене была выставлена усиленная стража.

Тазуя тоже поставил вокруг замка дозорных. Остальные легли спать. Тазуя спать не хотелось. Он сел на пень, оперся подбородком на руку и в задумчивости стал глядеть на замок. Ветер шумел и свистел в ветвях деревьев. Его завывания звучали сегодня так жалобно, так угрожающе! Казалось, это стонут ночные духи, предвещая беду… Глаза Тазуя то и дело устремлялись к одному из окон замка, где из-за решеток сквозь белую занавеску проникал слабый свет ночника. Он был не в силах отвести глаза от этого знакомого окна. Била ли копытом сонная лошадь у него за спиной или с шумом пролетала в ветвях одинокая ночная птица — он настороженно озирался кругом, но взгляд его опять неизменно возвращался к той же точке. Иногда за освещенным окном двигалась темная тень, вдруг останавливалась, и тогда глаза Тазуя раскрывались шире, он глядел жадно, словно ждал, что тень вот-вот превратится в тело и, подобно белому призраку, выйдет из света в ночную тьму. Тогда он закрывал глаза и губы его шептали одно-единственное имя…

Глухое бормотание за его спиной заставило его снова обернуться. Андрее говорил во сне: «Мм! Мм!., да, реви теперь… голову долой, как кочан капусты…»

Опять переведя взгляд на окно, Тазуя вдруг испугался и затаив дыхание стал пристально смотреть. Занавеска была сдвинута в сторону, и темный силуэт стоял за решеткой окна.

Если бы ночь была светлее, Тазуя мог бы увидеть, как эта темная фигура прижалась бледным лицом к холодному стеклу и искала чего-то глазами в темнеющем внизу лагере крестьян, тяжело вздыхая и что-то шепча про себя.

Силуэт вскоре опять исчез, и только прежний тусклый свет пробивался сквозь белую ткань. Наконец погас и он; окно стало таким лее темным, как и стены. Тазуя еще долго сидел на своем пне, печальные мысли угнетали его. Было далеко за полночь. Топот конских копыт отвлек Тазуя от его мыслей. Он стал прислушиваться. Топот затих, послышались голоса. Минуты две спустя затрещали ветки под ногами приближающихся людей.

— Кто там? — спросил Тазуя вполголоса.

Перед ним стояли двое мужчин; один из них был дозорный.

Это ты, Тазуя? — прошептал он. — Я привел гонца, он из-под Таллина, с дурными вестями.

Что случилось? — спросил Тазуя, вставая.

Беда, правда, еще не стряслась, — сказал гонец. — Но как знать, может быть, она себя долго ждать не заставит.

Говори, брат!

Вчера вечером ландмейстер с большим войском подошел к Таллину.

Все-таки!

Наши послы не вернулись, говорят, их повесили за ноги. Мы второй раз послали послов к ландмейстеру с предложением взять нас под свое начало. Но датчане и владельцы поместий, находящиеся при нем, всячески стараются склонить его на свою сторону. Рыцари ордена с ними заодно… Сейчас ландмейстер еще колеблется, быть может, счастье еще повернется в нашу сторону, но может быть и так, что завтра для нас наступит последний бой.

Эта весть заставила содрогнуться мужественное сердце Тазуя.

— Тогда нельзя терять время! — сказал он быстро. — К утру замок должен быть в наших руках, потом мы придем к вам и либо поможем одержать победу, либо умрем вместе с вами.

Выслушав это решение, гонец ускакал. Тазуя поднял своих людей и сообщил им о происшедшем.

— Мы должны немедленно идти на приступ! — продолжал он. Глаза людей, сверкавшие в темноте, говорили о полном их согласии с этим решением. — Ты, Андрее, возьми двадцать человек и проберитесь через стену в сад. Двое или трое пусть спрячутся

в кустах у стен замка, остальные пусть ждут в садовой беседке. Когда мы пойдем на приступ со стороны главных ворот и стража на стене обернется к вам спиной, постарайтесь ее потихоньку уничтожить. Потом взберитесь на высокую березу, что нависает над стеной, и прыгайте на стену. Если это вам удастся, я пришлю туда еще людей. А мы сейчас пойдем на штурм и попытаемся разбить ворота.

Люди задвигались бесшумно, как тени. Поднесли штурмовые лестницы, двадцать человек подняли на плечи длинное тяжелое бревно на перекладинах. Серые стены замка едва виднелись в темноте, на них выделялось черное пятно ворот. На него и было направлено бревно. По приставленным к стене штурмовым лестницам с кошачьей ловкостью поднимались черные тени. Первый громовой удар потряс ворота замка.

Но там тоже не дремали. Наверху все вдруг ожило и зашумело, точно потревоженное осиное гнездо; смоляные факелы замелькали в темноте, бросая дрожащий отсвет на лица осаждающих. Воины бежали на стену, и едва первый из людей, взбиравшихся по лестницам, поднял голову над стеной, как ему навстречу сверкнуло оружие. Размахивая мечом, он попытался вскочить на стену, но один из воинов быстрым ударом переломил его меч, другой рассек ему череп. Убитый свалился на головы своих товарищей, а воины с силой ухватились за конец лестницы и опрокинули ее вместе со всеми находившимися на ней людьми. То же самое происходило всюду, где крестьяне пытались взобраться на стену. Кто сломал себе шею, кто — руки и ноги; уцелевшие снова поднимали лестницы и устремлялись на приступ. В пылу боя у людей разгорелась кровь, они забыли о страхе; никто не дорожил своей жизнью, каждый стремился сразить противника. Грохот тарана, потрясавшего ворота, временами покрывал шум боя. Но и здесь осаждающие не могли достигнуть успеха, так как сверху на них дождем сыпались копья, стрелы и камни; люди гибли как мухи, бревно падало наземь, но его снова поднимали другие.