Наталья Нестерова - Возвращение

С товарищем Колесовым Василий разговаривал в вестибюле редакции.

Журналист скривился:

— Это практически нереально. Мальчишка сбежавший, где-то в партизанах…

— Понимаю, что маловероятно. Но ты все-таки запомни — Егор Медведев, тринадцать лет, из Сибири.

— Запомню, — пообещал Колесов и тут же отвлекся, увидев входящих в дверь мужиков. — Ребята! Вернулись! С Северного флота!

Мгновенно забыл о Василии, даже не попрощался, бросился обниматься с товарищами.

Обращение к товарищу Колесову в ситуации хаоса было нисколько не надежнее, чем заявления в инстанции. Но именно оно сработало.

Василий пришел на смену, его встретила ЕЕ. Даже в летних нарядах она оставалась похожей на толстую птицу.

Глаза навыкате:

— Тебе звонили! Из «Красной звезды»! Вот номер, набирай, — сняла трубку телефонного аппарата и протянула Василию.

Он даже не сообразил, что это связано с Егором, со времени разговора с товарищем Колесовым прошло много месяцев.

— Алло! Алло! Говорите! — требовала телефонистка.

Василий продиктовал номер. Ответила женщина, по голосу немолодая и усталая.

— Моя фамилия Фролов.

— Дальше?

— Вероятно, со мной хотел связаться товарищ Колесов.

— Он погиб… Хотел на танковую битву под Курском, послали к брянским партизанам, там был большой рейд. Володя забияка, всегда лез в самое пекло… Как, говорите, ваша фамилия?

— Медведев.

— Да, я вам звонила. Вещи Володи привезли… в крови. Записная книжка, последние строчки, читаю: «Егор Медведев, возможно, тот самый брат. Отправлен санитарным рейсом в госпиталь в Москву. Передать Василию Медведеву, работает на заводе «Красный штамповщик». Это вы? Вам что-то это говорит? Что-то важное?

— Да, очень! Большое спасибо!

Василий стал объезжать госпитали и нашел Егорку в пятом по счету, в Сокольниках.

Худой длинный пацан, Василий его не узнал, Егорка не узнал Василия.

— Брат?

— Ты кто?

— Вася.

— Честно?

Подпрыгнул и бросился на шею, едва не свалил.

— Потише, видишь, я с тростью.

— Зачем тебе палка?

— Для форсу. Тебя выписывают, я уже обо всем в канцелярии госпиталя договорился, бумаги получил.

— Честно? Вот это марш, едрит твою! А то они хотели меня в детдом или к мамке в Сибирь. А мне надо обратно, в наш полк!

— Собирай вещи.

— А ты знаешь, что меня медалью «За отвагу» наградили? — суетился Егорка.

— Прям семья орденоносцев. Хорошо, что ногу не оттяпали, был бы драматургический перебор.

Последняя фраза почему-то прозвучала в его голове с интонациями Марьяны.

По дороге домой они заглянули на Главпочтамт и отбили телеграмму в Погорелово:

«егора нашел жив здоров подробности письмом вася».

У Егора, как рассказали госпитальные врачи, были множественные осколочные ранения от взорвавшейся мины. Осколки исполосовали парнишку, он покрылся кровью, точно оросился дождем. Он и сейчас, как ветряночный, был утыкан заживающими ранками. Егорка, окровавленный ребенок, выглядел настолько жутко, что его забросили в самолет, приземлившийся на партизанском плацдарме в Брянских лесах. Плацдарм держали круговой обороной, люди гибли, давая возможность увезти в лес доставленный груз оружия, медикаментов. Самолет взлетел и ушел в сторону Москвы, что было чудом, большой удачей.

Ранения Егорки не были опасны для жизни, кости и артерии не задеты. Хирурги собрали в баночку и вручили Егорке пятьдесят два извлеченных из его тела осколка. На всю оставшуюся жизнь он останется рябым, хуже, чем после оспы. Зато живым.

Когда прошла эйфория от обретения младшего брата, Василий понял, что заимел не одну проблему, а ветвистую гроздь проблем. Егорку надо было кормить, одевать, стирать за ним, оформлять в школу, покупать ему школьные принадлежности, денег не хватало. Это — ладно! Если бы со стороны брата имелось какое-то понятие и помощь не из-под палки. Как же! Ведь это был партизан-герой. Он гонял по улицам и тряс перед местной шпаной своей банкой с осколками и медалью, он стал заводилой у мелких уголовников. Пошел в школу, на два класса ниже, чем по возрасту. Он называл одноклассников вшами, а учителей тыловыми крысами. Ругался матом и нахально курил на переменах между уроками. Он желал удрать на фронт, в тыл фашистам, и эти угрозы были весьма реальны.

Василия вызвал директор школы. До этого вызывала классная руководительница, но Василий не являлся, потому что не успевал. Ночами работал, днем, восстановившись в университете, сдавал экзамены. В записке директора говорилось, что вопрос стоит об уголовной ответственности. В этот день у него были два экзамена и зачет по трем курсовым, на которые не поехал. В этот день он получил письмо, в котором Митяй сообщал, что их мама умерла.

Он слушал директора с каменным лицом.

Егор в банде сопливых уголовников обчистил киоск. Милиция замела всех, кроме его брата, который ловко смылся, но арест Медведева только вопрос времени, и тут не помогут ни медаль, ни партизанское прошлое. Егор срывает уроки, он неуправляем, не участвует в общественной жизни и в пионерском движении. На педсовете уже стоял вопрос о направлении Егора Медведева в спецколонию. Не хватало только уголовного преступления и задержания милицией.

— Вы меня слышите? — спросил директор. — Вы меня услышали?

— Да. До свидания! — Василий вышел из кабинета.

Дома он выпорол Егора. Правильнее сказать — избил. Впервые, хотя давно подмывало.

Хлестал ремнем брата, не контролируя силу накачанных, благодаря костылям, рук. Бил, несмотря на раны мальчишки, некоторые из которых вскрылись и закровоточили. Бил и орал. Как никогда и никого не бил, как никогда ни на кого не орал.

— Мать умерла! Наша мама! А ты! Хренов герой! Медалька у него! Банка с железками! Мразь! Слюнтяй! Подонок уголовный!

Егорка закрывался руками, но не скулил и пощады не просил. Василий остановился, когда его рука не смогла двигаться. Со спины ее захватили в кольцо.

Марьяна.

— Хватит! Вася, прекрати! Успокойся! Не качайся, мы сейчас свалимся, у нас на двоих три с половиной ноги. Сейчас я отпущу руки, ты будешь стоять ровно, мы выйдем из комнаты под молчаливый восторг зрительного зала, соседки аплодировать, надеюсь, не станут. Егор! Раны зализать или помазать зеленкой! Из помещения ни ногой! Ты понял? Только попробуй удрать! Бабы будут стоять на карауле с приказом тебя не выпускать. А если какая-нибудь попробует пожалеть тебя, сюсюкать, я ее детям в четверти нарисую громадные двойки. Все понял? Молодец, кивнул.

Василий впервые оказался в комнате Марьяны. Обстановки не рассмотрел, ему было не до интерьера. Сваленный в глубокое кресло, он наблюдал за суетой Марьяны. Несколько минут назад это была железная женщина, а теперь бестолковая хлопотунья, обыскивающая шкафы и комоды.