Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6

После этих слов наступила грустная пауза. Джини охотно разузнала бы подробней об уходе сестры, но запрещение отца прозвучало категорически. Она хотела было рассказать о своей встрече со Стонтоном в доме его отца, но, поспешно воскресив в памяти все подробности этого свидания, решила, что они скорее усилят, чем успокоят горе отца. Поэтому она не заговаривала больше на эту мучительную тему и отложила все свои вопросы до встречи с Батлером, от которого надеялась узнать подробности побега сестры.

Но когда она увидит Батлера? Эта мысль не выходила у нее из головы, особенно после того, как отец, желая, по-видимому, избежать разговора об Эффи, спросил ее, указывая рукой на противоположный берег Дамбартоншира: «Не находишь ли ты, что это приятное место?» И тут же объявил дочери о своем намерении переправить в этот край «все свое земное имущество», так как его светлость герцог Аргайл просил его, Дэвида Динса, как человека опытного в сельском труде и во всем, что касается скота, управлять скотоводческой фермой, которую его светлость решил взять в свои руки, чтобы улучшить породу скота.

Сердце Джини упало при этих словах.

— Это, конечно, приятная и красивая страна, она так клонится к западному солнцу, и здесь, наверно, прекрасные пастбища; трава, несмотря на сухую погоду, совсем зеленая. Но это так далеко от нашего дома, а я очень соскучилась по мягкой траве Сент-Леонардо, где столько колокольчиков и желтых лютиков.

— Не говори об этом, Джини, я хотел бы никогда больше не слышать названия этого места. Все равно я уже продал все, что было нужно, и счета оплачены. Но я переправил сюда всю скотину, которая тебе по душе. Здесь Гованс и здесь твоя пятнистая корова и маленькая телка, которую ты зовешь… не скажу, как ты ее зовешь; я никак не мог заставить себя продать твою любимицу, хоть вид ее, может быть, и будет нас иногда печалить; но, с другой стороны, бедное бессловесное животное здесь ни при чем. И еще двух я сохранил и велел их всех гнать впереди прочей скотины, чтобы люди сказали про меня, как когда-то встарь говорили про сына Иессея — Давида, когда он вернулся с битвы: «Вот добыча Давида».

Расспросив подробней, Джини еще раз восхитилась практичной благотворительностью ее друга герцога Аргайла. Создав нечто вроде опытной фермы на окраине своих обширных владений в горной Шотландии, он искал подходящего человека, которому мог бы доверить управление ею. Разговор на сельскохозяйственные темы, который его светлость вел с Джини на обратном пути из Ричмонда, убедил его в том, что ее отец, на чей опыт и авторитет она так часто ссылалась, являлся именно таким человеком, которого он искал. Когда стало ясно, что из-за приложения к помилованию Эффи Дэвиду Динсу придется, по всей вероятности, переменить место своего жительства, эта мысль окончательно окрепла в сознании герцога, а так как он был энтузиастом не только в сельскохозяйственных, но и в благотворительных делах, то решил принести пользу и тем, и другим, поручив в письме своему уполномоченному в Эдинбурге выяснить, что собой представляет Дэвид Динс, скотовод из Сент-Леонарда: если при этом окажется, что он действительно таков, каким его описали, то немедленно нанять его на самых выгодных для Динса условиях управляющим предполагаемой фермы в Дамбартоншире.

Это предложение было сделано старому Дэвиду уполномоченным герцога на второй день после того, как извещение о помиловании прибыло в Эдинбург. Решение оставить Сент-Леонард еще раньше было принято Дэвидом; лестное предложение со стороны герцога Аргайла взять в свои руки управление хозяйством, требующее такого умения и опыта, являлось само по себе необыкновенно почетным, и, кроме этого, честный Дэвид, сам высоко ценивший свои таланты, считал, что, соглашаясь на это предложение, он до некоторой степени отблагодарит Аргайла за огромную услугу, которую тот ему оказал. Условия, включая разрешение пасти его собственный скот на пастбищах герцога, были очень выгодными, и практичный Дэвид сразу сообразил, что для торговли скотом там не будет никаких помех. Правда, можно было опасаться «хэшипа» [98] «X э ш и п» — шотландское выражение, теперь вышедшее из употребления, так как «вооруженное нападение с целью угона скота», которое оно обозначает, теперь, к счастью, не имеет места. (Прим автора.) со стороны проживавших по соседству горцев, но Дэвид полагал, что грозное имя герцога Аргайла и немного «черной дани» обеспечат безопасность.

И все-таки оставались еще два соображения, из-за которых Дэвид колебался. Первое заключалось в том, что он не знал, какого вероисповедания придерживается священник нового прихода, но в этом щепетильном вопросе, как читатель дальше узнает, он получил полное удовлетворение. Второе касалось его дочери, которой закон предписывал покинуть Шотландию на долгие годы.

Поверенный герцога, к которому Дэвид обратился за советом, сказал с улыбкой:

— Не следует понимать это условие в его абсолютном значении. Если молодая женщина покинет Шотландию на несколько месяцев или даже недель и приедет после этого в новое жилище своего отца морем с западных берегов Англии, то никто не будет знать о ее прибытии, во всяком случае, никто из тех, кто имеет право или желание чинить ей по этому поводу неприятности. Права наследственной юрисдикции герцога Аргайла столь обширны, что избавляют всех, кто проживает на его землях, от вмешательства посторонних судей; а тем, кто от него зависит, он даст указания не беспокоить молодую женщину. И, кроме того, поскольку она будет жить на самых окраинах горной Шотландии, то можно считать, что она находится вне Шотландии, то есть вне притязаний закона и цивилизации.

Такие доводы показались старому Дэвиду не совсем убедительными, но побег Эффи, случившийся на третий день после ее освобождения, сделал жизнь в Сент-Леонарде настолько невыносимой для него, что он немедленно согласился на сделанное ему предложение; одобрил он и мысль герцога поразить Джини своим неожиданным присутствием на Розните, которое должно было превратить их переезд в приятный для нее сюрприз. Герцог известил Арчибалда обо всех этих обстоятельствах и приказал ему действовать согласно указаниям из Эдинбурга, благодаря чему он и привез Джини в Рознит.

Рассказывая об этих событиях друг другу, отец и дочь медленно направлялись, иногда останавливаясь, в сторону охотничьего дома, который виднелся среди деревьев на расстоянии полумили от берега маленького залива, где они высадились.

Когда они приблизились к дому, Дэвид Динс, улыбнувшись мрачноватой улыбкой, являвшейся единственным проявлением радости, которую он допускал на своем лице, сказал: