Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 7

— Башня цела! — воскликнул Рэвенсвуд. — Неужели она не взорвалась? Если в погребах хранилась хотя бы четверть того количества пороха, о котором вы говорили, взрыв был бы слышен за двадцать миль.

— Все может быть, — сдержанно ответил Калеб.

— Значит, огонь не дошел до погребов?

— Все может быть, — сказал Калеб тем же невозмутимым тоном.

— Послушайте, Калеб, — воскликнул Рэвенсвуд, — я теряю всякое терпение! Я сам пойду в замок и взгляну, что там делается.

— Ваша милость не пойдет туда, — решительно заявил Калеб.

— Не пойду? — вспылил Рэвенсвуд. — Кто же осмелится мне помешать?

— Я, — еще решительнее сказал Калеб.

— Вы, Болдерстон? — крикнул Рэвенсвуд. — Вы, кажется, совсем уж забылись!

— Нет, ваша милость. Выслушайте меня спокойно, и вы узнаете все, как если бы сами побывали в замке. Только не гневайтесь и не выдайте себя перед этими ребятишками или, чего хуже, перед маркизом, когда сойдете вниз.

— Говорите же, болван! Не смейте ничего скрывать от меня. Я должен знать все: и хорошее и дурное.

— Ничего хорошего и ничего дурного. Старая башня цела и невредима и так же пуста, как в тот день, когда вы ее оставили.

— Как, а пожар…

— Никакого пожара не было. Разве что сгорело немного торфа, да, возможно, просыпались искры из трубки старой Мизи.

— А пламя? Яркий огненный столб, который был виден за добрых десять миль?

— Пламя? Есть такая старинная пословица: «Коль ночь темна, так и свечка видна!» Немного старого папоротника да охапка сухой соломы, которые я поджег, как только этот неуч из свиты маркиза убрался со двора. Вот вам и пламя. Прошу вас, сэр, в следующий раз, когда вам вздумается привести или послать сюда кого-нибудь, то пусть это будут господа, но без доверенных слуг вроде этого проныры Локхарда, который все высматривал да вынюхивал и только искал, где бы найти какие-нибудь неполадки, чтобы потом позорить наш дом. Из-за него я чуть не загубил свою душу, сочиняя с неимоверной скоростью одну небылицу за другой. Уж лучше я, в самом деле, подпалю башню, да и сам сгорю вместе с ней, чем второй раз терпеть такое бесчестье.

— Очень вам благодарен, Калеб, за ваши заботы, — сказал Рэвенсвуд, с трудом удерживаясь от смеха, хотя в душе он все еще сердился на своего дворецкого, — А как же порох? Порох в погребах? Маркиз, кажется, знает о наших запасах?

— Порох! Ха-ха-ха! Маркиз! Ха-ха-ха! — расхохотался Калеб. — Хоть убейте меня, ваша милость, не могу не смеяться. Маркиз! Порох! Есть ли порох в замке? Был когда-то. Знал ли об этом маркиз? Конечно, знал. В том-то вся и штука. Я полагал, что не так-то легко будет сладить с вами. Вот я и вспомнил про порох, предоставив маркизу заняться этим делом самому.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — нетерпеливо перебил его Рэвенсвуд. — Как попал порох в замок и куда он потом делся?

— Сейчас все объясню, — прошептал Калеб с таинственным видом. — Несколько лет назад здесь готовилось восстание; маркиз и все лорды с севера были в заговоре. Тогда-то и навезли сюда из Дюнкерка пропасть всяких ружей и палашей, не говоря уже о порохе. Нелегкая это была работа — перетащить в башню столько ящиков и бочонков за одну ночь; сами понимаете, такое дело нельзя было поручить первому встречному. Однако нам пора возвращаться в селение: нас ждут к ужину; по дороге я доскажу остальное.

— Ну, а эти ребятишки? — спросил Рэвенсвуд. — Неужели вы хотите, чтобы они просидели здесь всю ночь, ожидая взрыва?

— Зачем же! Раз вашей милости не угодно, чтобы они здесь оставались, они немедленно отправятся по домам. Впрочем, — добавил он, — с ними и так ничего не приключится, меньше орать будут завтра да крепче спать. Но раз это не угодно вашей милости…

И, подойдя к мальчикам, взобравшимся на соседний холм, Калеб решительно объявил им, что, по приказанию лорда Рэвенсвуда и маркиза Э***, взрыв башни произойдет не раньше, чем завтра в полдень. При этом утешительном известии мальчуганы разбежались, однако один из них, тот самый, которого Калеб уже однажды обманул, унеся у него из-под носу вертел с утками, остался, в надежде получить более точные сведения.

— Мистер Болдерстон, мистер Болдерстон! — закричал он. — А ведь пламя совсем погасло, словно трубка во рту у дряхлой старухи!

— Верно, мой милый, — согласился дворецкий. — Что же ты думаешь, замок такого вельможи, как лорд Рэвенсвуд, так и будет гореть, как ни в чем не бывало, прямо на глазах у его милости. — И, отпустив маленького оборванца восвояси, прибавил, обращаясь к Рэвенсвуду: — Никогда не следует пренебрегать случаем поучить этих детишек уму-разуму, как говорят умные люди. И, прежде всего, надо внушать им почтение к старшим.

— Но вы так и не сказали мне, Калеб, что стало с порохом и оружием? — заметил Рэвенсвуд.

— Ах, оружие! — спохватился Калеб, —

как говорится в детской песенке. А что до пороха, то мало-помалу я выменял его на джин и бренди у капитанов голландских люгеров и французских судов. Эти бочонки долго служили нам верой и правдой. И разве не превосходная мена: получить напиток, веселящий душу, за зелье, несущее смерть! Впрочем, несколько фунтов я придержал для ваших надобностей. Если бы не эти запасы, право не знаю, где бы я доставал вам порох для охоты. Ну, теперь ваш гнев, кажется, поостыл, согласитесь же, что я поступил правильно: ведь внизу, в Волчьей Надежде, вам куда удобнее, чем в вашей старой, полуразвалившейся башне. Хоть и больно признаться, да что там греха таить!

— Пожалуй, вы правы, Калеб; но только, прежде чем сжигать мой замок даже в шутку, не мешало бы предупредить меня об этом.

— Что вы, ваша милость! Еще куда ни шло, чтобы я, старый дурак, лгал да обманывал ради чести рода, но вашей милости это уж никак не пристало. К тому же вы, молодые люди, слишком горячи. И солжете, да все без толку. Вот возьмем хоть этот пожар, — потому что, имейте в виду, у нас был пожар, и я готов даже сжечь старые конюшни, чтобы положить конец всяким сомнениям, — так вот, этот пожар, говорю я, превосходный предлог, чтобы просить у соседей все, что нам нужно. О, этот пожар не раз еще нас выручит, к тому же без всякого урона для чести дома. Теперь уж мне не придется по двадцать раз на день придумывать одну небылицу за другой, которым эти бездельники и бездельницы все равно не верят.

— Да, не легко вам приходилось, Калеб. И все же я никак не пойму, каким образом этот пожар сможет возвратить нам доверие соседей и наше доброе имя.

— Ну, не говорил ли я: молодо — зелено! Как нам поможет пожар, спрашиваете вы? Да это же превосходный предлог, который спасет честь семьи и поддержит ее на много лет, если только пользоваться им умеючи. «Где семейные портреты?» — спрашивает меня какой-нибудь охотник до чужих дел. «Они по» гибли во время большого пожара», — отвечаю я. «Где ваше фамильное серебро?» — выпытывает другой, «Ужасный пожар, . — отвечаю я. — Кто же мог думать о серебре, когда опасность угрожала людям». — «Где платье и белье, гобелены и шпалеры? Где кровати под балдахинами с ткаными покрывалами и легкими пологами? Где ковры, скатерти, ручные вышивки?» — «Пожар! Пожар! И еще раз пожар!» Пожар ответит за все, что было и чего не было. А ловкая отговорка в некотором роде стоит самих вещей. Вещи ломаются, портятся и ветшают от времени, а хорошая отговорка, если только пользоваться ею осторожно и с умом, может прослужить дворянину целую вечность.