Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 7

Пока шли приготовления к отъезду, Рэвенсвуд отозвал в сторону Калеба и обрадовал старика, поведав ему, правда в очень осторожных выражениях — ибо слишком хорошо знал пылкую фантазию своего дворецкого, — о благоприятной перемене, которая ожидается в его судьбе. Он тут же отдал Калебу большую часть личных денег, чуть ли не клятвенно заверив, что почти наверняка получит большие суммы по приезде в Эдинбург. Затем он строго-настрого приказал Калебу, грозя иначе лишить его своего расположения, прекратить набеги на жителей Волчьей Надежды, их погреба и другие владения, на что, к немалому удивлению Рэвенсвуда, старый слуга охотно согласился.

— Конечно, — сказал он, — стыдно, бесчестно и даже грешно разорять этих бедняг, когда можно обойтись собственными средствами. К тому же, — прибавил он, — нужно дать им небольшую передышку, чтобы потом в случае надобности можно было бы вновь на них приналечь.

Порешив на этом и дружески простившись со старым слугой, Рэвенсвуд присоединился к маркизу, уже садившемуся в экипаж. Обе хозяйки — старая и молодая, — осчастливленные прощальным поцелуем высоких гостей, стояли на пороге и умильно улыбались, пока роскошный экипаж и его многочисленная свита не скрылись из виду. Джон Гирдер также стоял на крыльце, то поглядывая на свою правую руку, удостоившуюся пожатий лорда и маркиза, то бросая взгляд внутрь дома на царивший там после пиршества беспорядок, словно соизмерял полученные почести с понесенными издержками.

— Так, так, — вымолвил он наконец. — Ну, будет. Маркизы там или мастеры, герцоги или графы, лорды или лэрды, а вам пора за работу. Приберите в комнатах, унесите на ледник остатки жаркого, а что уж вовсе не годится, отдайте бедным. Вас же, дражайшая теща и женушка, попрошу об одном: чтобы я больше не слышал ни слова обо всей этой чепухе, ни дурного, ни хорошего. Можете чесать языками у себя взаперти или с вашими кумушками. У меня и так голова идет кругом.

Гирдер пользовался беспрекословной властью, в доме, и потому все тотчас разошлись и принялись каждый за свое дело, предоставив хозяину полную свободу мечтать о грядущих милостях двора, которые он приобрел, поступившись частицей принадлежавших ему мирских благ.

Наши путешественники без приключений прибыли в Эдинбург, и Рэвенсвуд, как и было условленно, поселился у маркиза.

Между тем долгожданный политический переворот совершился, и тори как в Шотландии, так и в Англии ненадолго пришли к власти. Мы не намерены здесь исследовать причины и следствия этого переворота: скажем только о том, как он сказался на различных политических партиях, в зависимости от их направления и принципов. В Англии многие сторонники Высокой церкви, во главе с Харли, впоследствии получившим титул графа. Оксфордского, тотчас порвали с якобитами, за что и получили прозвище «непостоянных». В Шотландии же приверженцы Высокой церкви, или кавалеры, как они себя называли, оказались более последовательными, хотя и менее благоразумными. Они рассматривали происшедшую перемену как первый шаг к возведению на престол после смерти королевы Анны ее брата, шевалье де Сен-Жоржа. Те, кто пострадал за верность претенденту, теперь тешили себя безрассудными надеждами не только возвратить утраченное, но и отомстить политическим противникам. Виги же предвидели возобновление преследований, которым подвергались при Карле II и его брате, равно как и отчуждения имущества, конфискованного у якобитов при короле Вильгельме.

Но более других перепугалось племя осмотрительных, каковое существует при всех правительствах и особенно многочисленно в провинции, такой, как Шотландия. Люди эти, по меткому выражению Кромвеля, «служат судьбе», иными словами, всегда готовы присоединиться к правящей партии. Многие из них поспешили явиться к маркизу Э***с повинной и, заметив, что он принимает живейшее участие в своем молодом родственнике, мастере Рэвенсвуде, наперебой принялись давать юноше советы, как лучше действовать, чтобы вернуть хотя бы часть прежних владений и титул, которого был лишен его отец.

Особенно волновался старый лорд Тернтипет.

— У меня сердце обливается кровью, — сокрушался он, — когда я вижу, что такой прекрасный юноша, отпрыск поистине благородного и древнего семейства, а главное, кровный родственник маркиза Э***, которого я уважаю более всех на свете, находится в столь тяжком положении.

Со своей стороны, «дабы содействовать восстановлению древнего дома», вышеупомянутый Тернтипет прислал Эдгару, причем совершенно безвозмездно, три семейных портрета (без рам) и шесть стульев с высокими спинками и мягкими сиденьями, украшенных гербом Рэвенсвудов: он приобрел их шестнадцать лет назад при распродаже обстановки в доме покойного лорда Рэвенсвуда в Кэнонгейте.

Маркиз принял этот дар весьма холодно, заявив, что Рэвенсвуд и его друзья только в том случае сочтут себя удовлетворенными, если лорд Тернтипет возвратит поместье, которое он сначала взял в заклад под ничтожную сумму, а затем, пользуясь беспорядками в делах Рэвенсвудов, присвоил с помощью всем известных сутяжнических махинаций. Тернтипет страшно перепугался, но не подал виду и изобразил крайнее недоумение.

Старый приспешник всех правительств попытался было уклониться от требований маркиза: клялся и божился, что не понимает, зачем молодому Рэвенсвуду тотчас вступать во владение означенным поместьем, когда он, несомненно, возвратит себе большую часть своего состояния, отняв имение у сэра Уильяма Эштона, что было бы только разумно и справедливо и чему он, лорд Тернчипет, готов всячески содействовать. Наконец, он даже предложил отказать спорные земли Эдгару после своей смерти.

Однако все эти отговорки ни к чему не привели, и Тернтипету пришлось вернуть чужую собственность, удовлетворившись получением закладной суммы. Не имея другого средства сохранить мир с власть имущими, он возвратился домой, расстроенный и обиженный, горько жалуясь друзьям, что «не было еще такого перемещения и изменения в правительстве, которое не принесло бы ему хоть маленькую выгоду, тогда как нынешнее лишило его лучшего куска».

Точно так же поступили и с другими лицами, нажившимися за счет Рэвенсвудов, и сэр Уильям Эштон со дня на день ожидал, что решения суда, по которым к нему перешли замок и родовое имение Рэвенсвудов, будут обжалованы в палате лордов. Однако мастер Рэвенсвуд считал себя обязанным ради Люси, равно как и в благодарность за оказанное ему гостеприимство, решить это дело полюбовно. Поэтому он написал письмо бывшему лорду-хранителю (ибо сэр Эштон уже не состоял в этой должности), в котором чистосердечно объявлял о своей помолвке с Люси, прося согласия на брак с ней и предлагая покончить споры на любых условиях, угодных сэру Уильяму.