Григорий Хохлов - Доля казачья

И на свою сторону маньчжурам тоже не было дороги. Похоже было, что оттуда вёлся отсекающий огонь. Возможно, это было напоминание своим диверсантам, что они не выполнили своего назначения и их там не ждёт ничего хорошего. Тоже смерть!

Казаки, несмотря на обстрел, опрокинули оставшихся маньчжуров в воду, не взирая на их обезумевшие мольбы оставить их здесь. Из чёрной бездны Амура уже никто не мог выбраться. И солнце в этот день так и не посмело показаться на небосклоне, наверно и ему было жутко смотреть на происходящее.

Забила артиллерия и с нашей стороны по вражескому берегу. И скоро эта ужасающая пальба превратилась в настоящую дуэль. Но преимущество оказалось за русскими артиллеристами, и маньчжурская сторона замолчала. Там происходила какая-то кадровая замена, а может был приказ замолчать. Но всё это продолжалось недолго, началась осада Благовещенска маньчжурами. Молниеносного захвата города не получилось.

Остановить войну могла только полнейшая капитуляция одной из сторон. Но про это не могло быть и речи, тем более, что маньчжуры сражались за идею — избавиться от всякого белого присутствия иностранцев в их стране, и русских тоже.

Но и казаки сразу же определились — только в Пекине закончится эта война, не они её начали. Другого мнения среди казаков не было, воевать так воевать.

Англичане, американцы и французы, как всегда в таких случаях, оказались в тени, так было удобней им каштаны из огня таскать. И они, не утруждая себя, потихоньку действовали в своих оккупированных ими маньчжурских провинциях. Немцы, итальянцы, и австрияки — в своих частях.

Пусть русские и маньчжуры расхлёбывают эту круто заваренную кашу.

Политически активизировались и японцы, эти были против всех белых сразу, и особенно, против маньчжуров.

Только великая нация, коей, несомненно, являются японцы, имеет право на достойную жизнь, остальные, мусор под ногами. Особенно здесь в Азии.

Фактически здесь, на Востоке, уже разгоралась необъявленная мировая война, где равнодушных соперников не могло быть, мешали стратегические и торговые интересы их стран.

Сон, который так угнетал переутомившихся казаков, от полученной от маньчжурского полковника информации улетучился неизвестно куда. Вот это дела?

Бодров, Фролов и Шохирев все ещё, не могли поверить в сказанное. И только переглядывались друг с другом. Вот это да! Война уже наверняка официально объявлена Маньчжурии. И теперь нам вряд ли придётся партизанить, надо будет всем готовиться в поход на настоящую войну. А это надолго, не на один день и месяц!

Маньчжурский полковник, глядя на суровые лица командиров, прочитал в их глазах себе смертный приговор. Иначе и быть не могло: война есть война! Но жить-то очень хотелось.

И с жутким воплем он упал сначала на колени, а затем лицом вниз, в тёплую вечернею землю:

— Не убивайте, у меня вся семья погибнет, а их десять душ!

Солнце село и быстро сгущались сумерки. Надо было принимать какое то общее решение. И казаки не знали, что делать. И что делать с этим незадавшимся полковником. Нельзя было отменять назначенный отдых людям и лошадям. А лошадь с казаком здесь, на войне, они ещё ближе стали. Оба под пулями ходят. Последнюю краюху казак своему коню отдаст.

— Тебе нужнее, дружище. Только в бою не подведи меня! — шепчут суровые казацкие губы. Да ты и сам всё знаешь, мой конёк вороной! И верный конь кивает ему своей косматой и понятливой головой, будто бы сердечно говорит ему: — Не журись, казаче! Мы ещё вернёмся с победой домой!

А бывало, что слеза стынет в глазницах у коня, и он уже знает, что не судьба им вернуться домой вместе с хозяином. Конь ближе к природе, он чувствует смерть своего хозяина заранее. Но и тогда он не бросит его в бою и на смерть пойдёт вместе с ним. Хотя мог бы спастись!

— Может не стоит убивать этого полковника, — первым заговорил Василий Шохирев. Заберём его документы с собой, большего он и сам не знает. Зачем нам еще одна, никому не нужная смерть. Хоть и чин он немалый, но все мы люди! И если мы не проболтаемся сами, то подробностей знать никто не будет. В округе нет больших частей, а тем, что мы гостинцев в душу насовали, бегут без памяти от нас, чуть ли не до Пекина. Отпустить его надо!

Не хотел Лука Бодров выступать сейчас в роли судьи, но пришлось.

— Не имеем мы права отпускать тебя живым отсюда, это будет не по военному. И не хотим мы уничтожать мирных горожан, хоть и война уже объявлена. Мы русские казаки, и мы гордимся этим! Умеем мы воевать, и не знаем в бою пощады. Но в мирной жизни мы труженики, как и ваш народ, и делить нам с ними нечего. Ради твоих детей мы дарим тебе жизнь, а всей твоей семье кормильца. Иди к своим горожанам и скажи им, что мы их не тронем. Мирный народ нам не враги.

Слабый костерок освещал суровые лица казаков. И даже лёгкий ветерок не посмел тревожить людей, а вдруг они передумают?

Послышался всхлип полковника, он не знал, что ему говорить и как благодарить командиров.

Сейчас он безропотно стоял на своих ослабевших ногах, размазывал слёзы по щекам, а они все катились и катились градом.

Усмехнулся Бодров и легонько подтолкнул полковника в спину и в сторону города — иди! Иди, пока не передумали! Засмеялись и другие командиры.

— Иди, тебя твои любимые дети ждут!

Всем стало так легко на душе, как будто бы им уже открылась дорога в рай. И пусть даже не открылась, в это тяжело было бы поверить. Столько было у всех казаков грехов. Но разве в этом дело, всё равно душе хорошо!

Со стороны маньчжуров никакой опасности не предвиделось. Спокойно поменялись сменные часовые. Всё было тихо. И только листочки на деревьях что-то сонно роптали на казаков. Но те спали, как убитые.

Пришла пора и командирам отдохнуть и они ведь не из железа сделаны. Где стояли они, там и попадали на свои лохматые бурки, и сон их сразу сморил.

На рассвете часовой разбудил Бодрова и Шохирева. Его безусое лицо было очень весело, как у мальчишки. Отдых вернул ему молодые силы, и неугасающий задор.

— Опять этот сумасшедший полковник к нам в гости с белым флагом тащится, наверно по своей пуле скучает. Может шарахнуть в него из винта разок, для острастки?

— Не стрелять! — командует Лука. — Ведите его сюда!

Полковник был одет в свой парадный мундир, но через его руку была повязана траурная лента. Похоже было, что совести своей он всё же не потерял, так как радоваться ему особо было нечему. Остался командир без своего гарнизона! Но, похоже было, что тот больше думал о живых! И не о себе вовсе!

Седеющий полковник был искренним:

— Благодарные жители моего города уже накрыли столы и собрали часть контрибуции или, не знаю, как это у вас называется, за то, что вы не уничтожили их во время военных действий. Они мирно к вам настроены, без всякой вражды. И сейчас мы просим вас всех в гости к нам.