Вольдемар Балязин - Правительницы России

Выходы в театр привели к тому, что Софья не только увлекла сестёр новым для них развлечением, но и превратила их всех в актрис, сочинив для постановок несколько пьес. Об одной из них, называвшейся «Обручение святой Екатерины», мы знаем из записок графини Головиной, которая играла в этой пьесе вместе с шестью сёстрами-царевнами.

Головина вспоминала, что одна из царевен — Мария Алексеевна, балуясь, сунула ей за шиворот чёрного таракана, отчего Головина едва не лишилась сознания (впоследствии Головина всю жизнь так боялась тараканов, что немедленно бросала дом, если видела, что они в нём появились).

Спектакль «Обручение святой Екатерины» девочки играли в день именин Софьи, и она играла в нём главную роль.

Пьеса тоже принадлежала её перу, и знаменитый историк Николай Михайлович Карамзин, через полтора века после того прочитавший текст этой пьесы, утверждал, что «царевна могла бы сравняться с писательницами всех времён». И если сёстры её, занимаясь рукоделием, более всего шили и вышивали, то Софья предпочитала переписывать книги. До наших дней сохранилось переписанное и украшенное сложнейшими заставками и заглавными буквицами Евангелие, отчего можно считать Софью Алексеевну довольно искусной художницей.

Был в её покоях и немецкий инструмент с клавикордами, на коем она преизрядно играла.

В годы юности Софьи даже в строго ортодоксальной православной церкви и то появились некие новшества — вошло в моду многоголосное пение привезённых с Украины певчих, сменившее довольно унылое, гораздо более однообразное исполнение «демественных» напевов.

Театр, музыка, стихосложение, называемое тогда латинским словом «версификация», были не единственными увлечениями юной царевны. В основе её недюжинной для того времени эрудиции лежала любовь к чтению.

В её покоях было невиданное в любом тереме множество книг — не только церковных, но и светских, среди которых были и труды по государственному устройству разных стран, книги на латыни и на польском, которые чаще других приносил ей Симеон Полоцкий.

И длилось это десять дет, с десятилетия её и до двадцатилетия. Карион Истомин был третьим наставником Софьи. Он доводился родственником Сильвестру Медведеву, служил в московской духовной типографии и первым из образованных русских людей занялся вопросами педагогики и обучения. Истомин был последователем выдающегося чешского педагога-гуманиста Яна Амоса Коменского, автора первого руководства по семейному воспитанию — «Материнская школа», который был известен Истомину и положениям которого он следовал.

К несчастью, постулаты материнской школы на практике оставались втуне, ибо девичьи терема московской Руси были сродни женским монастырям. И всё же, в таких условиях, царевна Софья сохраняла живость ума, любознательность и относительную самостоятельность.

В то время как царевна приобщалась к знаниям, её отец всё больше отходил от интересов своих былых единомышленников и друзей, ибо и возраст, и необъятные государственные дела уже не позволяли Алексею Михайловичу уделять время любомудрию и благочестию. Из-за этого в окружении Софьи Симеон Полоцкий не был белой вороной среди других её наставников. Под стать ему были и Сильвестр Медведев, и Карион Истомин. Из наставников Софье ближе всех был, пожалуй, Сильвестр — один из любимых учеников Полоцкого, успешно трудившийся над изучением греческого, латинского и польского языков в школе Заиконоспасского монастыря. Привлечённый своим учителем в кремлёвские покои, Медведев стал преподавать царевичам и царевне эти языки и мог убедиться, что девочка овладевала ими лучше своих братьев.

В связи с тем что Сильвестру Медведеву принадлежала особая роль в событиях, развернувшихся вокруг Софьи, имеет смысл рассказать о нём подробнее, нежели о других её наставниках и соратниках.

Семён (это имя он получил при рождении) Агафонникович Медведев родился 27 января 1641 года в Курске и там же стал служить подьячим, а затем перешёл на службу в Москву, в Приказ тайных дел.

Отцом его был простой посадский человек, и потому Семён долгое время был в Приказе простым рассыльным.

Двадцати четырёх лет он поступил в школу, специально построенную в Заиконоспасском монастыре — у Никольских ворот Кремля, где учился у Симеона Полоцкого.

Потом Медведев служил рядом с крупнейшим русским дипломатом Афанасием Лаврентьевичем Ордин-Нащокиным и был вместе с ним на переговорах с поляками перед подписанием Андрусовского перемирия в 1667 году, по которому к России перешли Смоленск, Киев и Левобережная Украина. Несмотря на это, через четыре года Ордин-Нащокин был отставлен от дипломатической службы и пострижен в монастыре под именем Антония.

Сохраняя верность своему патрону, Медведев тоже оставил службу и ушёл в Молчинскую пустынь под Путивлем, став письмоводителем и садовником, а в начале 1675 года постригся и сам, получив имя Сильвестра.

В мае 1667 года Симеон Полоцкий вызвал его в Москву, в Заиконоспасский монастырь.

Вскоре познакомился Медведев с Алексеем Михайловичем и столь понравился царю, что тот велел дать Сильвестру лучшую в монастыре келью, такую же, как у настоятеля — Симеона Полоцкого. Вскоре его келья становится центром умственной жизни не только монастыря, но и всей учёной Москвы, а сам Сильвестр, благодаря постоянной работе и почти непрерывному чтению, стал широко образованным человеком. Тогда-то и был он назначен наставником царских детей.

Одновременно Медведев переводит с латыни и польского труды Симеона Полоцкого, ведёт его многочисленную корреспонденцию, готовит к печати его богословские и исторические сочинения.

На следующий год становится он справщиком, а вскоре и старшим справщиком Государева Печатного двора, то есть, как мы бы сказали теперь, — редактором и корректором книг, набиравшихся в этой крупнейшей типографии России.

За десять лет Медведев с тремя помощниками подготовил полторы сотни изданий, среди которых были азбуки и учебные псалтири, суммарный тираж которых превышал сорок тысяч экземпляров.

К этому времени уже не только давным-давно распался, но уже был и основательно забыт «Кружок ревнителей благочестия», в который входили Вонифатьев, Ртищев, Никон, Аввакум и другие образованные иерархи, а сами его участники превратились в решительных противников друг друга.

Что же касается членов кружка, не носивших священнического сана, то и они утратили былые дружеские связи: Ртищев отошёл от важных государственных дел, Виниус не часто бывал в Москве, Чистой тоже нередко оказывался в разъездах. И случилось так, что ближе прочих стал Алексею Михайловичу тихий скромник и неутомимый труженик Артамон Сергеевич Матвеев.