Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Маленький Пётр сидел у царицы на коленях, которая, чтобы успокоиться, гладила его по голове.

— Петенька, милый, а у тебе две макушки, не иначе нама придётси два раза тебе под венец ставити.

Кирилл Полуэктович аж вздёрнулся:

— Твоими бы устами, дочка, да мёд пити. Дожить бы хоти до его свадьбы.

Царица всплеснула руками:

— Да неужто усё так плохо? — Она сильнее прижала к себе сына.

— Теперича они обязательно Артамона под стражу посадят.

— Ближнего боярина, аки холопа, под стражу и в Сибирь, может ли быть такое? — растерянно вопросила царица.

— Пошто нет, разве ж ранее не бывало, — ответил Кирилл Полуэктович дочери.

Трое братьев царицы стояли молча, не вмешиваясь в разговор.

— Надо послать кого-нибудь предупредить Артамона Сергеевича. — Царица повернулась к одному из братьев: — Ты, Иван, найдёшь надёжного человека и пошлёшь к дядюшке с вестью.

Иван кивнул.

— А ты, Лев, будешь при племяннике, не отходи от него, аки тень.

Наталья Кирилловна была в растерянности, без Матвеева она не знала, что предпринять. И отец и братья были лишены должностей при дворе. Полк, в котором царевич Пётр являлся полковником, был сокращён вдвое, ссылаясь на пустую казну, оставили лишь треть денег, выдаваемых на двор вдовой царице. Даже часть деревень, дарённых Наталье Кирилловне мужем, но на которые не осталось именных указов, были возвращены в казну. Обо всём этом царице сообщали через постельничего Максима Языкова, который, не набрав силы, во всём старался угодить всесильному Милославскому.

Василий Тяпкин, посол России в Польше, не знал о происходящем на Руси и продолжал отсылать письма Матвееву, как главе Посольского приказа, не получая ответов, действовал на свой страх и риск.

И на этот раз, получив подробную бумагу о тайных польско-турецких переговорах, явился к гетману Пацу с протестом:

— Энто што ж, пан гетман, получается? С одной стороны, вы зовёте русских вместе напасть на турок, а с другой — ведёте тайные переговоры с султаном.

— Хде? С чего вы взяли? — изобразил Пац удивление на лице.

— Да уж взял, пан гетман, мир не без добрых людей, хто надо и сообщил мене.

— Ну што ж, — вздохнул обескураженно гетман. — Мы и вправду отправили посланника в Седмиградскую землю, штобы как-нибудь задержати турок от нападения на Польшу, а между тем мечтаем заключити договор о соединении с царским войском. Если твой государь из подозрительности не хочет соединити своих войск с нашими, то король готов дати заклад какой угодно, готов сына своего отправить в Москву заложником, лишь бы тольково царское величество велел соединити войска без всякого подозрения и опасения.

Раскланявшись с гетманом, Тяпкин вернулся домой и отписал в Москву Артамону Матвееву:

«Пожалуй, премилостивый государь, отец мой и благодетель, не прогневись на грубое письмо и прошение моё, вели, государь, хотя малое, што надлежит до ведомости мени, посылати через всякую почту. Я не токмо варшавскому, но и минскому, и виленскому почтомастеру добрые подарки дал, штобы только писем наших не задерживали; таки и от других людей, што куплю, то и раздаю на подарки, и Бог весть, как вперёд жить будет с такими лакомцами. А пуще того люди его королевского высочества письма вскрывают и ведают усе, о чёма я отписываю. И в доброй дружбе с нами быти не хотят, ибо тайно заключают договор с султаном, ибо боятси, што попленяем мы всю лукоморскую землю. Волохи и молдаване, знатные особы приходят ко мене и говорят, штоб великий государь приказал силам своим смело наступать на Крым, а когда Бог благословит, Крым возьмут, то усё православно-христианские земли, не токмо Украина, Волынь, Подолия, но и волохи, и молдаване, и болгары, и сербы поддадутси под высокую руку царского величества. Полякам очень не хочетси, штоб Крым и помянутые земли были под властью великого государя, по причине православной веры, которая тогда бы обняла кругом области Римской империи, лютых крыжаков. Поляки — ненавистники церкви Божьей. Лютеранских и кельвинских костёлов не смеют так разорять, аки разоряют и пустошат восточные церкви, потому што за костёлы стоит шведский король и курфюрст бранденбургский, который об этом в договорах написали. Поэтому здешние православные христиане просят великого государя внести в договор с Польшей, штобы не было им гонения от католиков. Поляки ныне на это пойдут, куда им детей. Теперь турки в большом числе стоят наготове, куды пойдут — в Польшу или в Киев, узнать не почему, но поляки того боятси. Только по некоторому тайному согласию у турок с поляками надобно ожидати турок к Киеву, а вернее, к Чигирину, и потому господари молдавский и валахский наказывают, штоб государство Московское было в великой осторожности. Об этом и спешу вас уведомить».

Савелий Сивой хорошо помнил, кто вытащил его из подвалов Разбойного приказа, и был предан Артамону Матвееву безгранично и никого так не любил, как хозяина. И сейчас, находясь в поезде, двигающемся к месту воеводства хозяина, он чувствовал беду. С того и уговорил боярина объехать Казань стороною, поминая, что в Казани воеводою родня хозяйского супротивника — боярин Иван Богданович Милославский.

Оставив хозяина на постоялом дворе, Савелий выехал ни свет ни заря проведать окружную дорогу, где он бывал не раз, и потому не взял никого с собою.

Первый ноябрьский снег кружил в воздухе и, падая в грязь, таял. Душа ныла. Впереди показался перелесок с голыми, потерявшими листву деревьями.

Выстрела Савелий не услышал, догадался о нём, увидев дымок саженях в ста пятидесяти. Пуля глухо ударила о панцирь, и тупая боль разлилась по груди. Савелий хотел уцепиться за гриву коня, но руки ловили воздух, и он свалился с седла в грязь.

Из перелеска выехали два всадника. Один подъехал ближе, всмотрелся:

— Да, энто выкормыш матвеевский. Говорят, матёрый волк. — Он извлёк из-за пазухи пистоль и разрядил его в лицо лежащего. — Теперича никто не узнает.

Подтянув за уздечку коня Савелия, тронул далее, как будто ничего не случилось.

Артамон Матвеев вместе с одиннадцатилетним сыном Андреем уже начинал нервничать из-за долгого отсутствия Савелия, когда перед ним появился полуголова Алексей Лужин, сопровождаемый дюжиной стрельцов.

— По царёву указу велено взяти тебя, боярин Артамон Сергеевич Матвеев, под стражу и доставить к воеводе Казани, вота грамота. Так што собирайси, боярин.

К вечеру двадцать пятого ноября поезд въехал в старый Казанский кремль. Воевода боярин князь Иван Богданович Милославский в бобровой шубе, расшитой жемчугами, стоял на красном крыльце в окружении свиты дворян. Холопы воеводские накинулись на телеги и растащили матвеевское добро, записывая лишь каждую десятую вещь для отсылки в казну.