Александр Немировский - Пифагор

— Что тут объяснять! — выкрикнул Поликрат. — Пришла весть о разгроме безумца Камбиза. Теперь ему не до нас.

— Успокойся, Поликрат! Волнение тебе противопоказано. Где твоя собака?

— За Реею тебе великая благодарность. Лучше любого из твоих снадобий. Погрузишь пальцы в её загривок — и словно в Элизии [42] Элизий — в греческой мифологии страна блаженных на краю света. . Правда ли, что она из породы собак, сопровождавших царя Реса, явившегося на помощь Трое?

Демокед рассмеялся:

— Не думаю. На языке варваров, окружавших Кротон, «рес» означает «царь». Наверное, то же значит и Реся.

За дверью послышалось ворчание.

— Слышишь? Голос подаёт моя четвероногая царица. Привязалась она ко мне, всюду сопровождает или под дверью ждёт.

— Но ты начал говорить о Камбизе, — проговорил Демокед. — Каким образом его разбили эфиопы?

— Они его не разбивали. Он вступил в схватку с пустыней и остался без войска... У меня исчезло давление в висках, прошло головокружение. К концу месяца ты наконец сможешь возвратиться в Кротон. Тебя доставят до Коринфа, а там возьмёшь любое судно, привёзшее кротонцев в Олимпию, если, конечно, не захочешь сам побывать на играх. В них же наверняка будет участвовать твой друг Милон!

Взгляд Демокеда потеплел.

— Разумеется. Он не пропускает ни одной из игр, и каждая из них — триумф для Кротона. Но отправляться ли мне на игры, видно будет в Коринфе.

С дороги на Аргос открылась пологая долина. Около сотни юнцов, разбившись на отряды, бегали, прыгали, метали копья. Ими руководил плотный седой муж в доспехах.

— Да-а... — разочарованно протянул Пифагор. — И с такими-то силами вы собираетесь осадить и взять Самос? У Поликрата одних критских стрелков не менее тысячи.

— Но ведь это наши эфебы, — с гордостью, проговорил Эвном. — Среди юношей мой первенец Мнесарх. Он уже дал клятву верности, взяв в свидетели Геру. Это же отборный священный отряд, «гоплиты Геры». Ими командует наш благородный Силосонт, обучая всему, что должен знать и уметь воин. Видишь, он к нам направляется.

И вот Пифагор в крепких объятиях Силосонта, и ещё через мгновение они полулежат на траве среди трещащих цикад. Силосонт не похож на своего брата, но кипучая энергия Поликрата ощущается во всём облике этого немолодого, но ещё крепкого человека.

Силосонт улыбнулся:

— Я уже давно слежу за тобой. Сначала я узнал от Эвнома об «исчезновении брата». Твоё появление на нашей родине тоже не осталось для меня незамеченным. Гражданская распря — всё равно война. На любой войне не обойтись без лазутчиков. Один из них побывал в твоей пещере. Ещё не видя тебя, я оценил твою мудрость, но мог ли я предположить, что муж, углубившийся в числа и столь чуждый Аресу, совершит то, что оказалось бы не под силу и нашему герою Анкею! Надо же! Опираясь на предвидение, увести из-под носа Камбиза целую флотилию и уберечь её в местах, где пострашнее любой посейдонской бури кипит соперничество морских держав. Каждая из них, должно быть, была нацелена на беззащитные самосские корабли?

— О нет. Кархедонцы и тиррены — союзники, и решение первых — закон для вторых. От сиракузян же нас оберегали... — А я тоже о тебе слышал, Силосонт. Ты служил в юности у Амасиса в качестве наёмника, а потом вернулся к нему как изгнанник. Но как же Амасис принял тебя, находясь в дружбе с Поликратом?

— Дружба эта была прочной только в первые годы, во многом благодаря Родопее, а потом Амасис понял, что Поликрат ведёт свою игру. Да и с Родопеей он разошёлся. Поэтому он отнёсся благосклонно ко мне и к другим самосцам, и это для Поликрата не было секретом.

— Я слышал, что Амасис чем-то досадил Камбизу и, вызвав его гнев, был им убит.

— О нет. Амасис умер своей смертью. Возможно, весть об объявлении ему войны ускорила его кончину. Через Навкратис — я, как и многие другие самосцы, жил тогда в этом городе — проходило египетское войско во главе с Псамметихом, сыном Амасиса, направляясь к границе, чтобы преградить путь персам. Ионийские наёмники, помнившие меня ещё юношей, уговорили к ним присоединиться.

— Конечно же, — вставил Пифагор. — Поликрат оставил тебя без всего.

— Да нет! — возразил Силосонт. — Я помню, кем был Амасис для ионийцев, и поэтому меня пугало персидское завоевание. Пока мы укрепляли Пелусий — египтяне, многие годы отражая набеги ливийцев, не ожидали нападения с востока, — появились персидские полчища. Камбиз провёл их через сирийскую пустыню. Со стен было видно, как персы гонят кнутами к нашим укреплениям карийцев и лидийцев. Они отличаются по вооружению от персов и мидийцев. Первый бешеный натиск был отражён. И вот ночью стражи заметили подбирающихся к воротам персов. Их вёл галикарнасец Фанес. Незадолго до этого он у нас в Навкратисе посвятил Аполлону статую. Воины Камбиза залегли, а Фанес...

Силосонт замолк.

— Что же ты остановился? — спросил Пифагор.

— Страшно вспоминать. Наши, схватив Фанеса, наклонили его над пифосом и отсекли ему голову. Затем они влили в пифос амфору вина. Вот этот напиток мне пришлось выпить вместе с другими. Разъярённые предательством, мы ринулись в бой и долго гнали напавших. Затем нас окружили. В живых остались немногие.

Раненный, я выполз с поля боя и добрался до Мемфиса, где у меня были друзья среди египтян. К празднику явления нового Аписа рана затянулась. Камбиз, возвращаясь из Эфиопии, вступил в город и, не зная египетских обычаев, принял праздничное ликование за мятеж.

— И ты видел, как он заколол Аписа?

— О чём ты говоришь? На моих глазах вокруг Аписа резвились египетские мальчики, что-то выкрикивая, а он мычал, поматывая огромной головой, кажется и не подозревая, что его считают воплощением бога. А сдох Апис, как мне стало известно, уже позднее, когда Камбиз находился в Эфиопии. И жрецов, вопреки тому, что болтают эллины, персы и пальцем не тронули.

— Какое счастье! — воскликнул Пифагор. — Значит, не погибла многовековая египетская мудрость, о которой я так много слышал от моих вавилонских учителей.

— Не погибла, — ответил Силосонт. — Жрец Уджагорресент, мой гостеприимец, в последние годы правления Априя служивший Исиде, не примирившись с самозванцем Амасисом и за это подвергшийся гонениям, назначен Камбизом Великим Врачом и одновременно управляющим дворцом, отныне принадлежащим Камбизу.

— А как персы относятся к эллинам, оказавшимся в Египте? — спросил Пифагор.

— Посуди сам по моей истории. Иду я в своём алом гиматии по Мемфису, и вдруг ко мне подходит персидский воин с толмачом-эллином. Персу — а это был царский телохранитель Дарий — понравился мой гиматий, и он попросил уступить его за любые деньги.