Александр Немировский - Пифагор

«Да!» — ответил я, не раздумывая.

— Ну и дурень! — буркнул Адраний. — Обречь себя на молчание ради каких-то муз. Тьфу на них! Брось этих мошенников. Давай махнём в Персию. Царь набирает наёмников и расплачивается золотыми монетами с собственным изображением. А сколько мы с тобой повидаем! Не хочешь в Персию — двинем к картхадаштцам. Сильные руки всюду в цене!

— Сильные руки! Но скажи, есть ли человек сильнее Милона?

— Кто же может быть сильнее Милона! — удивился Адраний. — Но почему ты вдруг вспомнил Милона?

— А потому, — торжествующе произнёс Тилар, — что Милон, как и я и все те, кого ты назвал молчунами, — пифагореец!

— Счастливец! Ты видел Милона?! — воскликнул Адраний.

— Как и все ученики Пифагора, — пожал плечами Тилар. — Милон каждый день с бычком на плечах обходит стену с внутренней стороны. Там тропинка протоптана и трава не растёт.

Адраний схватил брата за плечо:

— Идём же! Ты мне покажешь Милона. Хоть бы одним глазком на него посмотреть! Когда ещё в Олимпии я побываю...

— Ни в коем случае! — прошептал Тилар. — Если нас увидят вдвоём, поймут, что нарушен обет. Пифагор определил мне самый короткий срок — всего два года, а один год уже прошёл...

Адраний обиженно поджал губы:

— Я вижу, тебе учение дороже всего.

Тилар обнял брата:

— Вот что, Адраний, приходи будущим летом. Тогда мы сможем встретиться открыто, и я покажу тебе Милона и познакомлю тебя с ним. А теперь иди. Мне пора на занятия. Слышишь колокол? Сегодня у нас, брат, арифметика.

— А что это такое?

— Гармония чисел. Божественное знание природы, открывающее её суть. Мать всех наук, дисциплина ума. Иди, брат... Иди.

Небольшой конный отряд двигался ущельем. Внизу днём и ночью шумела река, и, когда, устав от дневного перехода, персы валились на землю, в грохоте потока слышались раздражённые голоса дэвов, недругов созидателя мира Ахурамазды. Стреноженные кони фыркали, трясли головами, видимо чуя близость зверей, которыми была полна эта страна, попавшая под власть царя царей Дарайавуша.

Юные воины сразу заснули, но начальник отряда Бубар ни на миг не мог сомкнуть глаз. За несколько месяцев перс обошёл десяток племён, известных как фракийцы. Более, чем горами, реками и непроходимыми чащами, они были разделены наследственной враждой, и только это позволяло навязать им условия мира и размер дани, которую они должны были приносить царю царей.

Но одно племя Бубару не удавалось отыскать. То ли соседи умышленно посылали по неверному пути, то ли крестонеи — так называлось это племя — в силу своей дикости постоянно меняли места обитания. Но и в этом случае должны же были оставаться хоть какие-то следы от шалашей и костров.

Поворочавшись на жёсткой земле, старый воин прошептал: «Я всё равно найду вас, неуловимые» — и захрапел.

Пробудившись на заре, Бубар пошарил возле себя и не нащупал шлема. Разбудив воинов, он приказал им построиться. Сразу же послышались крики о пропаже копья, лука, поножей.

— Кто-то хочет нас испугать, — сказал Бубар. — Значит, мы у цели. По коням!

К концу того же дня персы набрели на тропу, ведущую от реки в гору, и увидели с перевала шатры из звериных шкур, окружавшие священный холм с прямоугольником совета старейшин.

События разворачивались по опробованному плану. Воины занимали места, удобные для нападения на деревню. На переговоры выходили старейшины, и им через толмача предлагалось в знак покорности передать землю и воду.

На этот раз сразу же после обращения Бубара к старейшинам из-за скалы, расположенной неподалёку от места переговоров, показался муж в белом одеянии. На голове его что-то блестело, и Бубар узнал свой шлем. Приблизившись настолько, что можно было увидеть черты его лица, незнакомец снял шлем и положил его у своих ног.

Бубар занёс руку над воткнутым в землю копьём, но рука его бессильно повисла в воздухе.

— Не торопись, Бубар, — произнёс незнакомец на чистом персидском языке, — ты ведь на чужой земле и должен соблюдать её обычаи. Встань на колени и объясни этим людям, что ни твоему царю, ни тебе не нужна ни их земля, ни их вода.

Неожиданно для самого себя Бубар свалился на колени и что-то невнятно пробормотал.

— А вы, — обратился человек к воинам, — можете идти этой тропой, которая приведёт вас к реке, впадающей в Гебр.

Когда персы выполнили его приказ, юноша приблизился к Бубару и, подняв его пинком ноги, сказал:

— За ними!

Ещё через несколько мгновений он подошёл к старейшинам. Ветерок играл их белыми пушистыми бородами, но глаза были безразличны. «Не узнают!» — подумал Залмоксис и одним рывком обнажил грудь.

Увидев изображение медведя, старейшины закрыли лица руками. Когда же они опомнились, перед ними никого не было. На земле, как единственный свидетель происшедшего, валялся персидский шлем.

Таким было первое явление Залмоксиса своему племени. Старейшины, помнившие мальчика, рассказали соплеменникам о том, как он был найден, продан эллинам и исчез на многие годы, чтобы прийти теперь на помощь своему племени.

Дарайавуш опустился на ложе перед Атосой, устроился поудобнее и нетерпеливо щёлкнул пальцами. По этому знаку слуги втащили золотой котёл с водой, поставили рядом с царицей и удалились. Она наклонилась, и в это время внутри котла что-то булькнуло, и брызги попали на белое от притираний старушечье лицо.

Царица вздрогнула.

— Что это такое?

— Рыба, — отозвался Дарайавуш невозмутимо. — Живая рыба.

— Зачем она здесь? Ведь эти твари противны божественному Огню!

— Эта рыба — путешественница. Она здесь, чтобы ты могла убедиться — теперь до яванов рукой подать. Она выловлена всего десять дней назад в водах Милета, которым от моего имени правит Гестиэй. А при твоём отце Кураше и первом супруге Камбизе путь до этого Милета отнимал три месяца. На моей дороге имеются заставы, где можно поменять коней, поэтому милетская рыба ещё бьёт хвостом, так же как пока ещё резвятся заморские и островные яваны, которым придётся плясать на моей сковороде.

— Пусть себе бьёт, — проговорила Атоса равнодушно. — Власти царя царей ни к чему такая спешка. Её украшает блеск Ахурамазды. Её поддерживает страх, заставляющий самые отдалённые народы падать перед владыками на живот и спину и приносить им землю и воду.

— Блеск при твоём отце не проникал далеко за стены дворца, — отозвался Дарайавуш. — Теперь же у меня тысячи золотых вестников, которым открыты ворота и двери в самых отдалённых городах.

Царь запустил руку за пазуху и, вытащив золотую монету, с гордостью протянул её царице.

Атоса брезгливо повертела монету между пальцами и швырнула её на пол.