Александр Немировский - Пифагор

— При моём отце Кураше золото не разбазаривали по всему свету, а хранили, чтобы награждать достойных, — проворчала она.

— Ахурамазда не только поддерживает старину, но и стремится к новому, — возразил царь. — Ему, правящему миром, угодны мои планы и деяния.

Атоса пожала плечами:

— Откуда тебе это известно?

— Мне был ниспослан сон. Я стоял на царской дороге, и передо мной, ослепляя, катилось множество колесниц с золотыми колёсами без спиц. Когда они вдруг остановились, я рассмотрел на колесе изображение стрелка с натянутым луком. Маги [69] Маги — индийские жрецы, составлявшие в Персии особую касту. , к которым я обратился, истолковали этот сон так: «Отчекань золотые монеты. Пусть твои сокровища не лежат втуне, а катятся по всему созданному Ахурамаздой и подвластному тебе свету». И они уже катятся! Яваны, ослеплённые этими золотыми колёсиками, перебросили через пролив, который они называют морем Геллы, мост. Войско уже стоит у этого моста, ожидая моего прибытия, ибо я решил прославить Ахурамазду, склонив перед ним нечёсаные головы европейских скифов, назло называющих себя сколотами непобедимыми.

— Это достойное тебя деяние, супруг. Наконец-то ты встал на путь Ахурамазды.

В голосе Атосы прозвучало восхищение.

— Победив европейских скифов, — продолжала она, вставая, — ты отомстишь и азиатским, убийцам моего отца, и внушишь ужас всем, кто ещё не признал твоей власти над миром — ведь от отца мне известно, что скифов не покорил ещё никто, а сами они вторгались в Азию и опустошали её двадцать лет.

— Двадцать восемь, — поправил Дарайавуш. — Правда, это было ещё тогда, когда о персах мало кто слышал. Но всё равно, скифы должны ответить за разрушения, причинённые ими народам, ныне нам подвластным. Они должны принести мне землю и воду.

— Это будет справедливо, — проговорила Атоса. — Пусть тебя хранит Ахурамазда.

Едва царь удалился, как Атоса подобрала брошенную монету и молитвенно прижала её к губам.

Была ночь, и в лунном свете улица раздвинулась, а дома словно приподнялись. Но всё же это была Энна, и пустота не пугала Тилара. Сердце радостно колотилось. Вот за этим домом проулок, ведущий к калитке сада. Тилар нащупал щеколду, но стена отцовского дома, пялившаяся белыми ставнями, длилась и длилась. Наконец она оборвалась колоннадой. «Откуда тут храм? — удивился Тилар. — Сейчас я его обойду». Но к портику примыкала высокая глухая стена. Тилар заметался. Энна словно играла с ним в прятки. «Шалишь!» — закричал он... и проснулся.

Конечно, это был сон. На дощатом полу от окна к двери тянулась лунная дорожка. Раздавалось громкое сопение, но соседняя кровать была пуста. Гиппас сидел у его ног, почему-то одетый, и быстро шевелил пальцами, показывая, что надо выйти. За год дружеского общения они выработали свой условный язык и ни разу не нарушили обета молчания.

Тилар приложил ладонь к щеке, показывая, что хочет спать. Гиппас нервно повторил свою просьбу.

И вот они у стены перед воротами.

— Послушай, Тилар, — заговорил Гиппас торопливо. — Нас обманули. Нам заткнули рты, будто бы для укрепления памяти. Но у этого мудреца тайная цель. Он хочет превратить нас в образованных рабов, в безгласные орудия своей безумной фантазии. Он набирает учеников из разных племён и городов, чтобы с их помощью установить в эллинских полисах тиранию. Не скрывая этого, он называет её тиранией разума. Его система — настоящая сеть. Я решил вырваться из неё, пока не поздно. Голос как-то назвал нам имя Ксенофана Элейского. У мудрости ведь не один источник. Пойдёшь ли со мною в Элею, Тилар?

Тилар отрицательно покачал головой.

— Скажи мне, что тебя держит? — не унимался Гиппас. — Нас лишили всех радостей жизни. Оторвали от близких. Мы...

Тилар показал на пальцах, что останется здесь.

— Нет, нет! Ответь же по-человечески. Ведь с братом ты говорил. Не знаю о чём, но твои губы шевелились — я это видел. Всё равно ты уже нарушил обет. Я дружу с тобой почти год и ни разу не услышал твоего голоса. Сегодня ночью ты метался во сне, как никогда. Я понял, что тебя что-то мучает, и решил разбудить. Пойдём к Ксенофану — с ним, надеюсь, можно спорить. Остаток ночи и ещё три дня мы будем идти и говорить. Как же это прекрасно — раскрыть душу! Давай я сбегаю за твоим гиматием и педилами. А припасы на дорогу у меня уже собраны.

Тилар обнял Гиппаса, и тот ощутил на своих щеках влагу.

— Вот видишь! — проговорил Гиппас.

Тилар внезапно его отпустил и побежал по тропе Милона к общежитию, сверкая голыми пятками.

Гиппас мчался, натыкаясь на кусты и пни, падая и вновь вставая. Жёлтая Селена скрылась за облако, и стало совершенно темно. Неожиданно сзади послышался вой. Оглянувшись, Гиппас увидел рассыпавшихся по склону холма волков. До первого — видимо, вожака стаи — было меньше стадия. Не долго думая, Гиппас забрался на ближайшее дерево и, встав на сук, прижался спиною к коре. Над ним сверкало и переливалось звёздное небо, о котором совсем недавно вещал Голос.

Большеголовые волки, окружив дерево, выли, а человек беспрестанно что-то говорил, и даже если бы звери знали людскую речь, вряд ли бы они могли что-либо понять.

— Что я совершил, и в чём согрешил, и чего не исполнил... Некоторые уверяют, что планеты движутся с равномерной скоростью, с запада на восток, в направлении, противоположном движению прикреплённых к сфере и вращающихся вместе с нею неподвижных звёзд. Я же считаю, что планеты имеют собственное круговое движение вдоль зодиака, и вот эти пять планет, доступные каждому, отрывающему взгляд от земли, — Афродита, Гермес, Арей, Зевс и Кронос. Вечерней же и Утренней звезды, о которой так любят писать поэты, не существует. Эти звезды — вечерний и утренний лик той же Афродиты. Кронос описывает свою орбиту с меньшей скоростью, чем Зевс, а Зевс движется медленнее Гермеса. Гелиос и Селена, по движению которых мы определяем дни и месяцы, самые медленные из семи планет. Движение столь огромных небесных тел производит звук, несопоставимый ни с грохотом падающих гор, ни с рёвом океана. Может быть, это и так. Голос! Но я никогда тебе не поверю, что ты услышал гармонию сфер, если её не в состоянии услышать никто другой. Наверное, ты, учитывая различную скорость движения тел и их расстояние от земли, установил низкие и высокие тона и вычислил эту гармонию. О, как же отвратительно вы воете, звери! Взгляните — уже показался утренний лик Афродиты, и вам пора, поджав хвосты, убираться в свою чащу, а мне спускаться на землю и начинать новую жизнь. Благодарю тебя, Голос, что ты указал мне путь к ней и дал почву для сомнений в твоей непогрешимости.

Прошло немало времени, когда Гиппас, спустившись, увидел амфору, прислонённую к соседней сосне, и над нею глубокий надрез, из которого золотыми каплями стекала смола. «Смолокуры! — обрадовался он. — Я вас разыщу! И мне больше не придётся, подобно первым людям, спасаться от зверей на деревьях».