Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

- Обед в это время, – говорит мне первый помощник, – не был в программе. На самом деле это было сделано для нас не из-за полуночи или летнего времени. Просто было сделано исключение, потому что в течение почти двадцати четырех часов никто практически не ел.

- Может быть, аппетита не было, – бормочет командир, стараясь при этом звучать саркастически.

Первый помощник, видимо неправильно понял его и переспрашивает, слегка подав вперед верхнюю часть тела, выражая полное внимание:

- ... Господин обер-лейтенант?

- Вы лично, есть хотели? – произносит командир в своей растянутой манере говорить.

- Нет, господин обер-лейтенант.

- Ну, вот видите, – командир делает обидчивый вид.

Первый помощник выглядит взбешенным. Вдруг командир смотрит на меня, будто увидев в первый раз. Лицо его в этот миг подергивается, что уже раздражало меня еще при нашей первой встрече. Затем он натягивает маску уверенного в себе дружелюбия, и говорит:

- Приготовление пищи при ходе на электромоторах действительно не имеет успеха в любом случае, потому что мы не можем потреблять ток от аккумуляторов для такой роскоши и, конечно, находимся без воздуха.

Киваю понимающе. И вскоре опять воцаряется молчание... Мы сидим не более получаса, как снова начинается шум. Для начала, на очень малом рас-стоянии, раздается добрая дюжина взрывов. Не близко, но все же достаточно громко, чтобы пронзить до костей. Я удивлен, что командир не вспрыгнул, не помчался как ужаленный тарантулом в центральный пост. Он откидывается назад и посылает набожный взгляд в потолок. Оба помощника тоже молчат. Первый нервно водит пальцами по своей тарелке, как слепой, который хочет почувствовать формы и точно запомнить их. Только инженер продолжает есть. Откусив кусок консервированного персика, он бормочет:

- Только бы аппетит испортить! – затем добавляет: – Никакого уважения…

И замолкает в смущении, что сморозил что-то не то. Сосредотачиваюсь на рассмотрении нашего командира: Он хочет представить себя упрямым и несломленным – но лицевые мышцы предают его. Они тянут его рот попеременно влево и вправо, как при полоскании горла. Нижние веки подергиваются. Вдруг наши глаза встречаются. Как легкий ветерок по его лицу пробегает кривая усмешка. Затем он говорит:

- Не к нам, конечно же.

Но к кому же тогда? Может быть, еще одна лодка движется в этом же районе? Командир поясняет:

- Может быть, бомбят просто для того, чтобы прострелять места предполагаемого нахождения подлодки.

Инжмех тоже открывает рот:

- Если заявятся домой с полным боекомплектом своих глубинных бомб, представь – вот это будет для них действительно плохим впечатлением.

Повезло, что этот парень такой опытный человек. От бравого вояки в нем столько же мало похожего, как и у пожилого инжмеха с подлодки U-96. Его голос не обладает командными свойствами, а странная шаркающая походка совсем не-военная: Он ходит не на каблуках, но так, как если бы у него были слишком большие тапочки на ногах, которые он не хочет потерять при ходьбе. Кроме того, еще и сутулая осанка: Когда инженер не занят, его руки свисают как у гориллы. Как и любой, действительно влюбленный в свое дело инженер-подводник, он буквально женился на своих моторах. Смотря на командира и лейтенанта-инженера, сидящих передо мной, я впадаю в ступор из-за вновь растущего во мне проклятого ощущения нереальности всего происходящего. Спиритический сеанс! говорю себе онемевшими губами. Оба помощника командира, сидящие за узким концом стола, тоже не двигаются. Удивляет сначала то, что здесь сидит весь, так сказать «офицерский клуб», но затем вспоминаю: Сей-час дежурит третья вахта – во главе с оберштурманом. То, что инженер с нами, успокаивает меня. Значит, не все так плохо с нашими повреждениями, как выглядело на первый взгляд. «Все под контролем», объявил он. И только пожаловался, что не знает, в каком состоянии топливные цистерны. Это известие не слишком радует, но все же, все же…. Едва лишь мелькает эта мысль, как внезапно, словно испугавшись чего-то, он произносит:

- Минуточку! И поднимается.

Второму помощнику и мне приходится встать, чтобы пропустить инженера на выход. В проходе он чуть не сталкивается с бачковым, так спешит. Скольжу взглядом по часам, стоящим на полке, на правом борту, прямо под фотографией Деница: Уже скоро они, в Бресте, будут садиться за стол. И вероятно забудут и думать о нас. У них свои заботы. Как пчелиный рой, наверное, снова налетят бомбардировщики союзников, чтобы раздолбать все в щепки. Бомбардировщики? По крайней мере, нам они не угрожают, если мы будем продолжать, как сейчас, идти на глубине в шестьдесят метров. Чистое безумие то, что сейчас удалось сбить врага с толку. Но тут же сердце щемит от того неизвестного, что нас еще ждет: Бог знает, что у нас впереди... Кто знает, не нашли ли братишки еще какую-нибудь новую чертовщину, чтобы отследить нас при ходе под шноркелем? Не смотрю больше на фото Карла Деница. Почему я не заметил с самого начала, что за бал-бес этот человек! До крайности упертый, а теперь еще и преданный Фюреру национал-социалист – вот составляющие его сегодняшней карьеры, в любом случае. «Подводная война в семи морях!» – а мы, теперь вот, ползем раком по району одного из этих морей... Не знаю, сколько времени я провел в полудреме-полусне пока не было инженера.

Между дремами, в полусне, пил чай и опять засыпал, а пил чая столько, что отвращение к нему все еще сидит у меня в горле, как бы тщательно я не старался отплевываться. Уже одна только мысль о бледно-желтой субстанции, которую я влил в себя, вызывает у меня тошноту. Позже я, должно быть, просто провалился в своего рода полусон. Едва ли могу вспомнить хоть одно сновидение. Вертящееся колесо тайфуна и я, отчаянно борющийся с крутящей меня центробежной силой. Измученный и отчаявшийся, я старался добраться до центра этой центрифуги, но центробежная сила была сильнее, и было непросто победить ее. Она снова и снова тащила меня к краю, то вверх, то вниз головой, я врезался головой в борта и был в последний раз отброшен как смятый пустой пакет – все кости были сломаны.

Странный приступ чувства долга мучит меня. Я не могу просто так сидеть и делать не-сколько заметок...

- Посмотрю-ка, как дела в корме, – бормочу тихо, но никто не отвечает. Осторожно! говорю себе: – Не потеряй то, что написал.

Куда бы не повернул взгляд: везде спят. На шконках, на полу, свернувшись калачиком, сидя в странных позах в укромных уголках и закутках, напоминая акробатов в пустотах между агрегатами. В то, что люди могут спать в таких гротескных положениях, я бы раньше не поверил. Спать стоя, да, это возможно. Потому что и лошади и другие четвероногие тоже это делают. Кроме того, чудо уже то, что экипаж реагирует на такое положение дел вполне нормально. Им приходится терпеть, кто знает как долго, необходимость этой пещеры жизни. Ясно одно: Чело-век выдерживает гораздо больше, чем животное. Вот в чем мы снова и снова убеждаемся – да-же в самой сложной обстановке. Если не ошибаюсь, сейчас в воздухе висит еще и запах плесени. Здесь просто все истрепалось за столь короткое время. Только на этот раз это не из-за потеков воды в башне. Все стало сырым и заплесневелым, потому что мы не получаем в лодку достаточно свежего воздуха. Не могу дождаться, когда же начнем двигаться под шноркелем. У меня вызывает полную депрессию и нервное истощение это бесконечное движение на 60 метрах, в этом черном море. Возвращаюсь назад в центральный пост: На штурманском столе остатки пищи. Нет шума дизелей в лодке, вообще никакого шума, ощущение того, что наверху царит светлый день, чуть не сводит с ума. Опять приходится изо всех сил сопротивляться желанию выблевать все из-за вида плавающих в гигантском горшке, словно в консервных банках, каловых масс человеческой плоти. Во время сбора урожая у K;strin мы должны были питаться из консервов колбасками и свининой в рассоле. Невольно вспоминаю те жирные куски свинины, которую мы ели каждый день: Во мне даже поднимается тошнота. Чтобы подавить ее, представляю себе, как наша лодка выглядит со стороны. Представляю себе, что сижу сейчас в подводной лодке, рассчитанной на двух человек, а U-730 медленно движется и входит в свет моего прожектора... Меня угнетает отсутствие четких знаний в области движения под шноркелем. Например, я не знаю, что лучше помогает противнику при погоне за идущей под шноркелем подлодке: со-нар или гидролокатор. Понятия не имею, как далеко в ночи, в полнолуние, можно увидеть дымный шлейф дизелей. Даже не знаю точно, какая сейчас луна. Снова и снова спрашиваю себя: как труба РДП , эта чересчур длинная жердь безо всяких подкосов, может выдержать давление воды при ходе на дизелях – в долгосрочной перспективе? Должны ведь возникать колебания, целая кульминация вибраций, которые со временем смогут снести его крепление и вырвать из своего места в прочном корпусе. Достаточно ли было проведено испытаний, чтобы временное РДП стало постоянным? Нахожусь в отсеке, когда слышу команду из центрального поста: