Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

Я уже узнал, что «кучер» долго работал на торфоразработках. Вырезание торфяных кирпичей, их погрузка и складывание в штабеля для сушки должно быть тяжелой, плохо оплачиваемой работой. Дитя бедных родителей. Никакого имения в собственности. Зимой «кучер» ходил на лесозаготовки. Работа в лесу, кажется, доставляла ему больше удовольствия, чем работа на бо-лоте.

Надо было нам установить на нашем «ковчеге» нечто вроде переговорного устройства. Или минимум хотя бы связь через рупор, как на подлодке – от мостика к ЦП. Вместо этого я вынужден обходиться дурацким перестукиванием, словно при вызывании духов. Может быть, еще раз попробовать проверить реакцию на стук? А ну его к черту! Не хочу рисковать, иначе, чего доброго, окажемся внезапно в кювете и назад не вылезем... Снова пустое жилище у дороги и тут же еще одно. Полурасколотые ставни слегка колышутся на скрипучих петлях. Гаражи, депо, бензоколонки, из кранов которых уже целую вечность не течет бензин. За каж-дым окном представляю любопытные лица, но не могу никого увидеть. Можете замереть в ожидании, ныряю в спасительный сарказм, со своими пукалками! Громады облаков на низкой высоте стали голубыми со стальным отливом. Неужели это предвещает раннюю грозу? Почти все поля, склоны которых понижаются к дороге, уже убраны, только там и сям еще стоит четырехугольник зернового клина, словно вызывающее пятно на желтовато-сером, вы-цветшем брезенте небесного экрана. В полевой меже бросают тень густые живые изгороди кус-тов роз. Мы плетемся настолько медленно, что я могу ясно видеть налитые, оранжевые плоды шиповника. С некоторого времени опять чувствую давление в мочевом пузыре. И поскольку оно все на-растает, даю сигнал остановки. В ту же минуту «ковчег» останавливается. Слезаю с моей «смотровой башни» и бреду, как на ходулях, деревянными ногами через проходящую у дороги неглубокую канаву. В разные стороны прыгают врассыпную перед моими шагами кузнечики. «Кучер» пользуется остановкой, чтобы раскочегарить котел. Этот маневр совсем нелишний, и скоро «ковчег» уже стоит «под парами». Я, между тем, делаю несколько шагов по жнивью и при этом с силой размахиваю затекшими руками. Так – а теперь руки бросить назад и выпятить грудь! И еще раз. Кровь начинает двигаться быстрее, легкие расширяются. И при этом высоко поднимаю колена: Походка аиста! Руки при этом бросаю то вперед, то назад. Раздается поющее завывание нескольких напрасных попыток запуска двигателя. Останавли-ваюсь и прислушиваюсь. Еще один воющий звук, и в этот раз происходит воспламенение. Кто бы сомневался?! «Кучер» вновь срывается со своего места – и мочится на левое переднее колесо. Это должно быть общим атавистическим порывом: Магия мочи. Суеверие. Я однажды видел, как машинист мочился на колесо своего паровоза. Он направлял струю на высокое, в рост человека, железное колесо. У «кучера» странный способ убирать свой член в ширинку! Чтобы полностью убрать его, он энергичным толчком посылает назад зад, затем осторожно застегивает ширинку и наконец, не-доверчиво смотрит вниз – так, будто не доверяет своим рукам и должен проконтролировать, аккуратно ли заперт его член. Бросаю взгляд через плечо Бартля в кабину машины и говорю:

- Quel bazar!

Бартль недоумевает.

- Это значит, – говорю ему, – что за головотяпство! Вам следует это запомнить. Типично фран-цузская речь. «Bazarder» – значит разбазаривать или торговать, рекомендую запомнить.

Бартль двигает губами, словно стараясь беззвучно запомнить сказанное мною.

- Вам надо было бы начать учить французский язык немного раньше. Вот, например, что Вы можете сказать по-французски?

Бартль начинает без колебаний:

- Bonjour, Madame. Давайте сделаем lucki-lucki , – и возвысив голос: – И никаких отговорок – а то машинку сломаю.

- Vous parlez comme une vache espagnole! – я бы так сказал!

Бартль застревает взглядом на моих губах, напоминая любознательного ученика.

- Вы должны сказать J’ai le b;guin pour vous, mon colonel – это, если нас схватят французы: Я влюблен в Вас, господин полковник. Быть влюбленным – Avoir le b;guin , – это хорошо звучит для французских ушей. Вы также можете сказать: Vous me donnez la chair de poule – От Вас у меня аж мурашки по коже.

Для Бартля это уже слишком. Он озадачено всматривается в меня. Затем заикаясь, произно-сит:

- Сколько теперь времени, господин обер-лейтенант?

- То есть Вы хотите спросить: Сколько времени? Moins cinque! Это значит: Пять минут до закрытия ворот или без пяти минут 12!

Бартль стоит теперь в сильном недоумении. Ну вот, небо, кажется, проясняется, и, забираясь на крышу «ковчега» размышляю: Сегодня будет довольно жарко! И еще: Нам скоро снова понадобятся дрова. Также мне пригодились бы очки для защиты от насекомых. Только откуда их взять? И еще шины! Если бы только эти не-счастные шины выдержали! Но есть как минимум одна радость: При такой черепашьей скоро-сти, может быть, и продержимся, пока они полностью не сдуются. Не мешало бы еще иметь и календарь, чтобы лучше распланировать время. Мне также стоило бы вести путевой журнал. Я мог бы пролистать его теперь назад и просмотреть, что было вчера, а что позавчера. Но у меня нет ни карманного календарика, ни журнала. Опираться не на что. Когда мы, например, вышли из Бреста? Несколько недель тому назад? Или месяцев? Это ко-роткое расстояние, что мы прошли на «ковчеге» – сколько часов мы уже в пути? И какая тогда выходит наша средняя скорость? Как у велосипедиста? Или пешехода? Из котла вновь раздается такой стук, что любого христианина должен привести к нервному расстройству. Звук доносится от изогнутого колпака – очевидно, защитного кожуха клапана высокого давления. «Леший» как-то пытался давать мне объяснения. Когда он здесь наверху шурудил своей кочергой в котле, то произнес: «Вот этта, так вот, этта шуровочное топоч-ное отверстие!» После чего глубокомысленно замолк. Котел выглядит также как и наша водогрейная колонка для ванной в Хемнице. Она тоже то-пилась дровами. Дрова должны были постоянно гореть в ней и излучать тепло. Здесь же они должны только тлеть и образовывать газ – наверное, насколько хватает моих познаний в химии, углекислый газ и оксид углерода или что-то подобное, а затем этот газ направляется вперед по непонятной системе труб, в странной формы контейнер, расположенный перед радиатором-холодильником. Там все это фильтруется, так рассказывал мне Бартль. Поступает ли оттуда газ непосредственно в цилиндры или сначала смешивается еще с воздухом, не знаю. Но где же мы находимся сейчас? Судя по всему, мы должны в ближайшее время прибыть в Poitiers . И во мне тут же звучат строки: «Где мы находимся, где? / Еще пятнадцать минут до Баффало... Вдали ни пригорка, ни дома / Деревьев нет, людей не видно...» . Я знаю, эти стро-ки не совсем к месту – но что с того! На выезде из деревушки встречаем подразделение на марше, везущее на велосипедах три лег-ких и один тяжелый пулеметы. Разношерстная публика: И на всех лицах следы неимоверной усталости. Щетина на лицах, спутанные, растрепанные волосы, но в целом солдаты, соблю-дающие уставной порядок: с арьергардом и авангардом, как и положено на марше. Командует подразделением гауптман – загорелый человек, около сорока лет. Он единственный одет в еще аккуратную форму: Галифе, высокие сапоги, мягкая пилотка на голове. В целом здесь должны быть около ста человек. Они ведут с собой пять лошадиных упряжек: упитанные, гнедые лошади с длинными, цвета охры гривами и хвостами. Крестьянские телеги кажутся дряхлыми. Густая черная смазка разбухает в ступицах колес, выступая наружу. На те-легах нагромождение мешков и ящиков с боеприпасами. Две подручные лошади привязаны к последней телеге. Обнаруживаю добрую дюжину людей в таких же серых комбинезонах, как и Бартль, на головах синие пилотки.