Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

- Эти парни прибыли из Saint-Nazaire, – поясняет гауптман, когда видит, мое недоумение.

- А мы из подразделения далеко на юге.

Нашему «ковчегу» удивляются как музейному экспонату. А не могли ли бы мы взять с собой почту, интересуется гауптман.

- Сколько угодно! – отвечаю приветливо.

Гауптман приказывает командирам взводов:

- Полчаса перекур. Людей с дороги убрать. У нас появилась оказия. Тот, кто хочет писать пару строк, должен поторопиться.

Смотрю на оружие у солдат: Только три или четыре человека имеют автоматы. У нескольких человек карабины 98 K . Большинство, однако, трофейное оружие. Узнаю, что в подразделе-нии имеется и французское, и бельгийское, и голландское и норвежское оружие. Судя по виду, бойцы кажется, даже гордятся этим винегретом.

- Между десятью и восемнадцатью часами мы не передвигаемся, – объясняет гауптман, – Нас об этом строго предупредили. Без самолетов здесь больше нет никаких условий. А тем временем везде царит полная неразбериха. Мы каждый раз спрашиваем себя, когда на дороге появляется какая-либо машина, не янки ли это. Согласен, звучит забавно, но можно легко попасть в пере-дрягу!

Внезапно выражение лица гауптмана меняется, он улыбается, и в его горле нарастает булька-нье:

- Три дня назад мы встретили два бронетранспортера, так парни рассказали нам шутку. Их с ликованием приветствовали при въезде в деревни, одаривали цветами и свежими фруктами, до тех пор, пока французы не разобрались, кого они встречали. Тогда они достали свои ружья, и даже дробовики и начали палить по броне из окон.

- Ну, такая путаница с нами не может произойти. Мы-то уж точно не похожи на янки.

Гауптман и оба его лейтенанта никак не хотят поверить, что мы прошли до этого места без стрельбы. Им самим не один раз приходилось применять оружие. Имелся даже легковой везде-ход, который шел в авангарде, да наскочил на мину: Мы должны быть предельно вниматель-ными. То, что мы дерзко едем днем, он находит правильным. Террористы, которые заняты но-чью, днем спят. Но с таким большим количеством людей как у них дневной переход слишком рискован – и кроме того, отдельная машина едва ли будет воспринята как цель самолетами-штурмовиками: во всяком случае, не на этой местности.

Среди людей из Морфлота из Saint-Nazaire вижу маата. Спрашиваю его о том, как им удалось уйти.

- Мы направились на юг – на велосипедах. На левом берегу Луары янки тогда еще не стояли.

- У этих парней нет никаких документов на марш, но здесь среди моих людей с ними ничего не произойдет. В ином случае они попали бы в сложное положение..., – объясняет мне гауптман.

Мне хорошо известно, что значат его слова: Могло ведь и так случиться, что эти морские ар-тиллеристы могли быть схвачены патрулем СС, и отправлены в «особое отделение» , а то и расстреляны или повешены на месте. Желаем парням всего хорошего, обмениваемся рукопожатиями и салютуем, прощаясь. И, что бы вам удачно пройти, ребята! произношу тихо. Когда мы снова в пути, думаю: Гауптман хотел предостеречь меня. Я получил от него явное послание. Мы должны перед людьми из нашей «фирмы» так же быть начеку, как и перед про-тивником. Здесь повсюду в движении находятся группы и группки, которым может понадо-биться усиление – и прежде всего, транспорт. Даже если это всего лишь наш «ковчег» на спу-щенных шинах. Хорошо еще, что у нас на заднем сидении лежит большая кипа полевой почты. Полевая почта неприкосновенна. Ее никто не осмелится тронуть. Если должны исполниться все те многие пожелания, которыми нас одарили из-за этих писем – а теперь еще и нескольких бандеролей – которые мы сопровождаем, то мы должны пройти без сучка, без задоринки. Наблюдать – и ни о чем другом не задумываться. Я должен предельно сконцентрироваться, черт побери, на дороге и небе. Так много солнца тоже не впечатляет, тени делают меня еще бо-лее нервным. Они заставляют меня напрягаться, вырисовывая в тени фигуры, которых на самом деле нет...

Но хуже всего тени деревьев непосредственно у дороги. Как я смогу, в этих спутанных, пере-межающихся, наплывающих на меня со всех сторон пятнистых светотенях распознать мину? Или натянутые между деревьев тонкие проволоки? Как бы сильно не напрягал взгляд, как бы ни старался посильнее моргать веками, чтобы его «навострить» – все это остается обычной азартной игрой: Страстно желаю, чтобы, наконец, какое-нибудь облако закрыло на время сле-пящее солнце!

Если бы я мог хотя бы освободиться от жесткого, вязкого чувства усталости. Каждое, даже крошечное решение требует от меня неимоверного напряжения. Как бы я хотел гнать во весь опор по этой дороге! Но тогда мы, наверное, быстро попали бы в переплет. Хотя, возможно и то, что, – говорю себе, – самое плохое уже позади. Там, где пока еще бродят немецкие солдаты, Maquis все же вынуждены упражняться в сдержанности. Тяже-лое оружие, минометы и пушки, разбросаны там и сям. Было бы благоразумнее не испытывать судьбу, и не пытаться двигаться только ночью. Ночью все бандиты становятся особенно актив-ны. Теперь же, утром, все кажется таким же мирным, как утро воскресенья перед выходом в церковь. Трудно поверить, что все это здесь является вражеской страной. Прибываем в Poitiers. Название этого городка Poitiers застряло в мозгу: Карл Мартелл по-бедил арабов в 732 году, в битве при Tours и Poitiers! Здесь, конечно, есть многое, что можно было бы осмотреть – готический собор, университет, баптистерий четвертого столетия – но я разрешаю себе бросить лишь несколько взглядов в придорожные красоты. То, что я буквально обыскиваю взглядом слуховые окна в поисках партизан, становится уже привычным для меня делом: Я не боюсь того, что нас могут подстрелить посреди города. Въезжаем в четырехугольник, обрамленный могучими каштанами. Дорога ведет напрямик в горы, мимо водонапорной башни, стоящей непосредственно на линии взгляда, вверх – словно трамплин для прыжка в небо! Теперь я должен решить: либо выезжать на большую дорогу и отмахать около ста километров на Ch;tellerault и Tours – либо на более малую на севере, и через Orches , Richelieu и Chinon выехать к Loire. Несколько раз произношу и вслушиваюсь в звучание названий «Richelieu» и «Chinon» и по-нимаю: Это наша дорога. Затем далее в восточном направлении на Tours и Amboise, где умер Леонардо да Винчи . «Amboise» шепчу безмолвно: При этом меня охватывает такое чувство, как будто я вкушаю старую королевскую Францию. А затем Blois и Orleans. Замки Луары! Никогда не получалось увидеть их. Луара была всегда слишком далеко на юг по дороге от Бреста или Saint-Nazaire в Париж. Разумеется, теперь несколько иные обстоятель-ства, чем когда я мечтал о них. Весна и воскресное настроение меня не радуют, я с неохотой поел и попил. Ну и что с того! Во всяком случае, буду скоро проезжать по Loire… К полудню я едва жив от усталости во всем теле. Голова невольно опускается, лбом упира-юсь в мешок с дровами, вытягиваю согнутые ноги – так хорошо. Или что еще лучше: Раскоря-чусь-ка на спине, как лягушка. Сильные боли в затылке от постоянного держания головы высокоподнятой и верчения голо-вой. К такой гимнастике мои шейные позвонки и мышцы шеи непривычны. Глаза тоже болят. Мне кажется, что я, наверное, болен Базедовой болезнью. Пару раз я даже ощупывал глаза, что-бы определить, не выступают ли глазные яблоки и в самом деле из глазниц. Все же, мотоцик-летные очки – об этом следовало заранее подумать! Мне, с самого начала, были страшно нуж-ны мотоциклетные очки! Долго здесь наверху я больше не выдержу. Встречный ветер, правда, держит меня, еще полу-бодрым, но если только наклоню лицо вниз или положу его на локтевой сгиб, то практически тут же могу отключиться. К счастью, дорога в некоторой степени сносная: «Ковчег» катит по ней без проблем. Как ни тупой может быть «кучер», но водить он умеет. Живот бурчит от голода. Перекусить чего-нибудь было бы сейчас кстати, но я совсем не хочу есть. А мысли тем временем уже полностью переключились на еду – только не на консервы Барт-ля. Хоть бы он не запасся еще и паштетом из тресковой печени! Одного этого слова хватает, чтобы разбудить мои воспоминания о жрачке в казармах Ведомства по Трудовой повинности и армейских казармах. Искусственный мед и суррогатный кофе – тоже нагоняют тошнотные вос-поминания. Странно, как всего лишь несколько слов могут активизировать вкусовые рецепторы и пробу-ждают давно забытые картины и сцены... Стоит мне лишь подумать о «заливной сельди» , и мое время пребывания в интернате возникает из ниоткуда. Наша экономка сама готовила тря-сущиеся, стекловидные блоки из желе со сверкающими серыми трупиками сельди внутри. Мы собирали восемь таких блоков с тарелок на столе и строили из них шаткую конструкцию в виде ступенчатой башни. Мы делали это в школьной столовой, и лишались за это воскресного увольнения на три недели: Никакого увольнения! Но с этой коварной вынужденной мерой наказания применяемой ко мне было покончено, когда мне исполнилось десять лет. Затем надо было придумать еще чего-нибудь, если я хотел выйти в увольнение. И это была та еще штука! Полуденная жара сильно угнетает меня. Пока глаза не вылезли из орбит, постучу-ка по кры-ше и объясню Бартлю, что нам нужно сделать привал, но в этом случае «ковчег» будет необхо-димо убрать с дороги: