Тим Северин - Слон императора

По вечерам, часа за два до заката, мы причаливали к берегу – слишком опасно было бы плыть по реке в темноте, слишком велик был риск наткнуться на какую-нибудь каменистую отмель. Мы всегда выбирали уединенные места, где не было опасности, что набежит толпа зевак, горящих желанием полюбоваться никогда не виданными прежде зверями. Аврам дважды просил остановиться неподалеку от крупных городов и ходил туда пешком, чтобы провести ночь в общении со своими соплеменниками-раданитами. У них, как он объяснил, могли быть сведения о том, чего нам следует ожидать, когда мы, наконец, доберемся до моря.

Река постепенно делалась все шире и шире. Крупные притоки несли в нее не только воду, но и самые разнообразные лодки и суда – чем дальше, тем больше. Мы видели и неуклюжие плоты, связанные из бревен, срубленных в далеких лесах, и барки со штабелями тесаного строительного камня, и множество лодок с кувшинами и бочками вина. Река служила огромной торговой артерией, и мосты через нее были достаточно широкими и высокими для того, чтобы пропускать по себе большое движение. Теперь, когда вода была ниже и течение слабее, мы проходили под ними без всяких осложнений. В один прекрасный день поднялся северный ветер, позволивший нашим лодочникам поставить простые квадратные паруса, которые заметно увеличили скорость движения. Бодрое журчание и плеск воды под тупыми носами наших лодок, быстро идущих вперед, подняли мне настроение. В этой беззаботной обстановке мы с Аврамом и Озриком не раз менялись местами. Оба они часами вели негромкие беседы, порой на сарацинском языке. Я же присоединялся к Вало и белым медведям – мне хотелось как-нибудь сделать так, чтобы парню было легче в новой и непривычной обстановке.

Привлечь к себе внимание Вало всегда было непросто. Он редко говорил, предпочитая проводить часы в своем особом мире, пребывая при этом словно в полудреме. Однако при этом он замечал, что происходило вокруг, – как будто перед ним приоткрывались ненадолго ставни, через которые он все видел, – и он мог прокомментировать то или иное событие замечаниями, которые подчас оказывались неожиданно меткими. В счастливое и бодрое состояние духа он приходил, когда нужно было возиться с животными, и это, в свою очередь, подсказало мне, каким образом выводить этого человека из замкнутости: он с удовольствием слушал то, что я читал ему об экзотических животных, нарисованных в бестиарии. Поэтому, перебираясь к нему на лодку, я брал с собой книгу и листал ее, пока он не указывал пальцем на картинку, которая в этот раз казалась ему интересной. Я же читал ему написанное внизу пояснение. Почти все эти животные были незнакомы как ему, так и мне.

– Что это за лев с человеческим лицом? – спросил сын Вульфарда однажды жарким днем. Наши лодки проплывали мимо невысоких каменистых обрывов, сквозь которые река испокон веку проложила себе путь. Обрывы были сплошь изрыты норками ласточек-береговушек: эти коричневые с белым птички прямо тучей носились над нашими головами, то и дело забираясь в свои гнезда и выпархивая оттуда.

– Он называется мантикора, – ответил я, пробежав глазами пояснение.

– У него большие зубы, значит, он хищник, – заметил Вало.

У нарисованной твари была голова человека, приставленная к львиному телу. Художник изобразил человеческое лицо с косматой бородой и широко открытым ртом, откуда торчали острые клыки. Широко раскрытые глаза зверя были раскрашены холодным голубым цветом, а все тело – кроваво-красным.

Я прочитал вслух:

– «Мантикора имеет три ряда зубов и питается человеческим мясом. Она очень проворна и может далеко прыгать. Никто не может убежать от нее. Голос же ее подобен мелодичному свисту».

Вало был глубоко заинтригован:

– Хорошо бы посмотреть на этого удивительного зверя, даже если он опасен.

– Но к нему нельзя походить близко, – предупредил я его. – Судя по всему, мантикора может метать ядовитые шипы из кончика хвоста.

Мой собеседник уловил в моем голосе скептическую нотку:

– В книге наверняка написана правда.

– Но проверить это мы не сможем. В книге сказано, что мантикоры живут в Индии, а мы едем только в Багдад.

Мои слова определенно разочаровали Вало. Но хотя его познания в географии были более чем скромны, он все же обладал простой прямолинейной практичностью.

– Мы и так можем проверить правдивость книги. Прочитать, что написано о тех животных, которых мы знаем, и посмотреть, правду ли о них там говорят, – предложил он мне.

Я принялся листать страницы, пока Вало не указал на картинку с изображением доброго десятка больших птиц, сбившихся в кучку. У них были длинные шеи, острые клювы и длинные тонкие ноги. Ближайшая из птиц стояла на одной ноге, а в длинных пальцах второй держала нечто вроде поднятого с земли круглого камня.

– Журавли! – воскликнул сын егеря. – Они целыми стаями весной пролетают высоко в небе над моим лесом, но никогда не останавливаются. Наверняка летят к своему летнему жилью в незнакомые мне края. А осенью я вижу, как они летят обратно. Возвращаются по тому же самому пути.

– «На латыни они именуются «Grus», – прочитал я. – Странствуют они очень далеко и летят столь высоко, что вожак их видеть способен те земли, кои влекут их».

Вало одобрительно кивнул.

– «Уставши, вожак меняется местами с другим журавлем из своей стаи. На лету держатся некоторые из них в конце строя, дабы выкрикивать команды и не давать стае разделяться», – продолжил я чтение.

– Я слышал, как они перекликаются друг с дружкой в небе. У них голоса как охотничий рожок, – радостно заявил мой помощник. – Видишь, в книге написана правда!

– А как насчет того журавля, который изображен посреди картинки? – осведомился я. – Того, который держит что-то в когтях? В книге сказано, что, когда журавли опускаются на ночлег, они выставляют часового. Пока остальные спят, он бодрствует и в это время держит в лапе камень. Если он засыпает, то камень падает и будит его.

Вало ненадолго задумался:

– Об этом я ничего не знаю. Но почему бы и нет? Давай проверим других животных. Тут есть вепрь?

Я быстро отыскал нужную картинку. На ней было тщательно изображено большое, похожее на свинью животное с загнутым винтом хвостиком, раздвоенными копытами и опасными на вид клыками. Художнику удалось даже передать грозную стремительность, с какой нарисованный зверь мчался по странице. Даже его цвет – черный с сероватым отливом – был точен.

– «Латинское наименование «Aper» дано ему за свирепость, – стал я читать. – Вепрь сильно ярится во время гона. Перед тем как драться между собою, они трутся боками о кору деревьев, дабы шкура крепче стала».

– Я видел, что вепри вели себя именно так, – подтвердил Вало. – В лесу часто можно увидеть места, где кора стерта до древесины. И еще они перед боем точат свои клыки – острят их о деревья!