Тим Северин - Слон императора

В этот самый миг заходящее солнце выглянуло из-за тучки и залило место действия красноватым светом. В косых лучах оперения птиц засияли по-неземному и окрасились всеми оттенками красного, от нежно-розового до ярко-алого. Воздух был абсолютно тих, не было ни дуновения ветерка, и гладкая, словно зеркало, поверхность озера удваивала эту впечатляющую красоту. Казалось, будто всю стаю длинноногих птиц охватило пламя.

Как только мы вернулись к лодкам, Вало потребовал, чтобы я проверил, действительно ли в бестиарии нет изображения такого чудесного существа.

– Они обязательно должны там быть! – уговаривал меня он.

– Увы, нет, – ответил я, перелистав книгу с начала до конца. – Красной бывает птица под названием феникс. Но это случается с нею в самом конце жизни, перед тем как она загорится настоящим пламенем. И живет она в Аравии.

– Может быть, и эти птицы прилетели сюда из Аравии, как те журавли, которых я вижу, когда они каждый год пролетают над нашим лесом, – предположил сын егеря.

Мне было ужасно жаль разочаровывать его, но все-таки пришлось это сделать:

– Согласно нашей книге, на свете может жить только один феникс, и живет он пятьсот лет. Когда же ему приходит время умереть, он вьет гнездо на вершине пальмы и там сгорает огнем. Из пепла рождается другой феникс, молодой, который тоже проживет пятьсот лет.

Но Вало упорно не желал расставаться со своей надеждой увидеть эту удивительную птицу.

– Что едят фениксы? – продолжил он расспрашивать меня.

– В книге сказано, что они питаются запахом ладана.

– А что такое ладан?

– Одна из благоуханных смол.

Лицо моего собеседника расплылось в торжествующей улыбке:

– Значит, эти большие щели на клюве – ноздри. И через них эти птицы получают пищу.

Аврам, слушавший наш разговор, пришел мне на помощь.

– Может быть, это птицы хумай? – с улыбкой предположил он, и Вало резко повернулся к нему:

– А это кто такие?

– Птицы хумай водятся в Персии. Они светятся, как янтарь, – рассказал наш проводник.

Сын Вульфарда прямо-таки дрожал от возбуждения:

– Ты их видел?

– Увы, нет. Птицы хумай проводят всю жизнь в воздухе и никогда не спускаются на землю, – стал рассказывать раданит. – Великие короли вставляют их перья в свои короны. Иногда их называют райскими птицами. Говорят, что тот, кому довелось увидеть хумая, пусть даже в полутьме, будет счастлив всю оставшуюся жизнь.

– Я буду счастлив, если увижу хоть хумая, хоть феникса, – твердо заявил Вало. – Раз люди говорят, что они водятся в Персии или Аравии, значит, эти птицы не могут не существовать.

Тут наш разговор прервали: недовольно замычал тур, напомнив о том, что ему не дали вечерней порции корма, и мы заторопились к клетке.

Аврам подождал, пока я не уберу бестиарий туда, где он всегда хранился, и жестом подозвал одного из своих слуг. Тот перебрался к нам с соседней лодки, держа в руках футляр с драгоценным итинерарием.

– Пора решать, как мы продолжим наш путь, – сказал мне драгоман, доставая карту на свет божий.

– В таком случае, думаю, Озрику тоже стоит послушать, что ты предложишь, – сказал я и крикнул своему другу, чтобы тот присоединился к нам. Сарацин, пытавшийся ловить рыбу с кормы одной из лодок, отложил удочку и перебрался к нам. Аврам тем временем расставил свой походный столик.

Как обычно в последнее время, раданит развернул итинерарий лишь так, чтобы был виден только тот кусок карты, который он намеревался показать.

– Обратите внимание, что река, по которой мы плывем, перед тем как впасть в море, разбивается на несколько рукавов. Мы сейчас находимся на середине самого восточного из них, – ткнул он пальцем в карту.

– И сколько нам осталось до моря? – спросил я.

– Еще дня два, может быть, даже меньше. – Драгоман провел пальцем вдоль толстой волнистой линии, изображавшей побережье. – Двигаться на лодках дальше будет слишком опасно. В открытом море их перевернет первый же случайный порыв ветра или захлестнет высокая волна. Так что нам предстоит выгрузиться на берег и либо двигаться в Рим по суше вдоль берега, либо перегрузить животных на большой морской корабль и добираться до Рима по морю. А как именно – решать тебе, Зигвульф.

– Думаю, что морем мы доберемся быстрее, – сказал я.

– Без всякого сомнения. При благоприятном ветре мы попадем в Рим через неделю, а то и раньше. А по суше этот путь займет около двух месяцев.

Я вспомнил плавание из Каупанга на корабле Редвальда. И белые медведи, и собаки, и кречеты отлично чувствовали себя во время всего морского перехода.

– Меня беспокоит тур, – признался я.

Драгоман пожал плечами:

– Я видел, как на кораблях возили коров. Если у них вдоволь корма и воды, беспокоиться вовсе не о чем.

– Но как же с опасностью, которая может угрожать нам со стороны Испании? – негромко спросил Озрик, до сих пор хранивший молчание. – На морском пути мы можем столкнуться с кораблями эмира Кордовы. Он, конечно же, не желает успеха посольству от Карла к багдадскому халифу.

– Я наводил справки на всем протяжении нашего речного пути, – ответил ему Аврам. – Мои знакомые в один голос утверждали, что этим летом их торговые плавания в Рим проходили совершенно спокойно и их не тревожили ни пираты, ни корабли враждебных стран.

Я вопросительно взглянул на сарацина, и тот кивнул.

– В таком случае отправимся морем, – решил я.

Раданит посмотрел на небо. Солнце уже скрылось за горизонтом, а последние облака растаяли. На западе проступила вечерняя звезда.

– Когда зимой воздух бывает так тих и прозрачен, – сказал он, – это верное предвестие страшной бури, которая неожиданно налетает с севера. Такие бури бушуют в долине по несколько дней и начисто сгоняют всю воду из дельты.

– Будем надеяться, что к тому времени мы будем спокойно зимовать в Риме, – заметил я.

– Вообще-то бури случаются здесь в любое время года, – ответил наш проводник, сверкнув озорной улыбкой. – Так что лучше надеяться, что через несколько миль мы встретим хороший морской корабль и сможем договориться о продолжении плавания.

Торговый корабль, стоявший на якоре у просоленного причала, был примерно такого же размера, что и добротный когг Редвальда, доставивший нас в Каупанг и обратно. Но на этом сходство кончалось. Доски его палубы посерели и рассохлись, снасти обвисли, а на мачте виднелось несколько трещин – ее скрепили, туго обмотав в нескольких местах канатом. Я решил, что когда-то, в давно прошедшие времена, это судно довольствовалось скромной перевозкой соли, и подумал, что Редвальд вряд ли согласился бы выйти на нем в открытое море. А вот Аврам, кажется, чуть ли не обрадовался, увидев этот кораблик.