Тим Северин - Слон императора

На мгновение, показавшееся необыкновенно долгим, мы застыли на месте, а потом очень медленно, с величайшей осторожностью, начали пятиться вниз по склону, подальше от огромных страшных зверей.

– Ничего не поделаешь, – прошептал я дрожащими губами. – Надо возвращаться к каравану.

– А как же рога? – вдруг спросил Вало.

Я так растерялся, что молча уставился на него.

– Для короля, – пояснил мой помощник. Лишь после этого я вспомнил оправленный в серебро огромный турий рог, который видел в кабинете Алкуина в тот день, когда он сообщил, что мне предстоит аудиенция у Карла. Мне казалось, что это произошло в незапамятные времена.

– Нет, Вало, это слишком опасно, – помотал я головой. Сын егеря расстроенно поджал губы. Ну конечно же, одной из обязанностей его отца, Вульфарда, было снабжать короля рогами зверей, добытых на охоте!

– Если подождать, пока львы насытятся… – начал он неуверенно.

– Нет! – прошипел я, уже с трудом сдерживая гнев, и даже взял парня за локоть на тот случай, если он попытается проскользнуть мимо меня и вернуться ко львам. – Оставим тура там, где он лежит.

То и дело оборачиваясь, чтобы удостовериться в том, что львы не преследуют нас, мы дотащились до каравана. Как ни странно, я испытывал облегчение. С первого же мгновения, когда тур попался мне на глаза в лесу, я невзлюбил этого зверя и все время боялся его. Он был чрезвычайно опасен для любого, кто приближался к нему, пусть даже для того, чтобы его накормить и напоить. Этот неизменно злобный и агрессивный зверь убил Вульфарда и Протиса и, окажись у него такая возможность, убивал бы снова и снова. Возможно, с моей стороны было странно рассуждать подобным образом, но я видел в этом звере некое изначальное зло. Конечно, я жалел о тех усилиях, которые мы затратили на протяжении минувших месяцев, чтобы дотащить громадного зверя в такую даль лишь для того, чтобы хищники растерзали его в пустыне. И все же я радовался тому, что мы потеряли тура, а не белых медведей, и твердо решил, что о судьбе огромного быка нечего скорбеть. Теперь важно было лишь одно – в целости и сохранности доставить в Багдад Мади, Моди и остальных зверей.

Но, чтобы преуспеть в этом, необходимо было выяснить, кто же выпустил тура из клетки. Ответ я получил почти сразу же после того, как мы нагнали караван. Озрик к тому времени уже тщательно расспросил обо всем погонщиков верблюдов.

– Одного человека недостает, – сообщил он мне. – Он исчез из лагеря еще ночью.

Я тут же вновь ощутил прилив возбуждения:

– О нем что-нибудь известно? Откуда он взялся?

– Он вроде бы присоединился к каравану с самого начала – нанялся этаким помощником на подхвате, причем чуть ли не задаром, – рассказал мой друг. – Все погонщики в недоумении. С работой своей он справлялся кое-как. Они говорят, что этот человек вел себя скорее как городской житель, а не как человек, которому доводилось ходить с караванами. Его даже как-то раз укусил верблюд.

– Они имеют хоть какое-нибудь представление о том, где он может быть сейчас?

– Погонщики считают, что он должен был уйти вперед. Дорога здесь довольно легкая, и до ал-Кулзума осталось лишь чуть больше суток пути. Я считаю, что он ускользнул ночью, чтобы избежать допроса.

– Как только доберемся до ал-Кулзума, нужно будет разыскать его и узнать, кто его нанял, – мрачно сказал я.

Как вскоре выяснилось, узнать что-либо о беглеце нам было не суждено. Мы двинулись в путь, и вскоре после полуденного привала я услышал крики возглавлявших караван людей. На земле, в нескольких ярдах от натоптанной дороги, валялся плащ. Один из погонщиков подбежал взглянуть на находку и увидел, что одежда густо перепачкана кровью и изорвана. Почти сразу же еще один наш человек закричал, указывая на горстку кустов, росших ярдах в пятидесяти поодаль. Оттуда неспешной трусцой, которую невозможно было спутать с движениями каких-либо других животных, удалялись в пустыню пять-шесть гиен. Караван остановился, и после короткого совещания между погонщиками десяток человек, вооруженных копьями, осторожно направились к кустам.

Мы с Аврамом двинулись вперед, туда, где стояли предводитель каравана и несколько погонщиков. Они передавали из рук в руки изорванный плащ и переговаривались на местном диалекте.

– Они уверены, что это одежда того человека, который сбежал ночью, – перевел мне драгоман.

Потеки засохшей крови в пыли точно указывали на место схватки. Отчетливо виделся и след, ведший прямиком к кустам.

– Судя по всему, этот злосчастный негодяй тоже попался львам, – сказал Аврам. – А когда из клетки вышел тур, показавшийся им более интересной добычей, они бросили труп человека и погнались за быком.

Среди камней, рядом с тем местом, где нашли плащ, валялась пустая фляга из тыквы. А еще в нескольких шагах – дешевая тряпичная котомка с длинной лямкой, чтобы вешать ее через плечо.

Я поднял котомку и заглянул внутрь. В ней оказалось пол-лепешки, кусок заплесневелого сыра и горсть фиников. Более чем достаточно для одного человека на один день, который должен был бы занять переход до ал-Кулзума. Вытряхнув пищу, я положил ее на плоский камень и еще раз заглянул в котомку. Там не оказалось ровным счетом ничего такого, что могло бы сказать хоть что-нибудь о ее владельце, – ни денег, ни каких-либо записок. Я сунул руку внутрь и пошарил там. Котомку делила на две части тряпичная перегородка, и в складке между нею и дном я нащупал пальцем что-то твердое. Вытащив этот маленький предмет, я показал его раданиту:

– Ты не знаешь, что это такое?

– Скорлупа от кардамонового семечка, – ответил он, лишь мельком взглянув на мою находку.

– Кардамонового?

– Это пряность из Индии. Ее используют при приготовлении пищи, чтобы придать ей изысканный вкус.

Небрежно отбросив скорлупку в сторону, я вывернул котомку наизнанку и потряс ее. В ней ничего больше не оказалось.

Тут люди, осматривавшие окровавленные остатки плаща, возбужденно загомонили, и мы поспешили к ним, чтобы узнать, в чем дело. Один из погонщиков держал на грязной мозолистой ладони вытянутой руки четыре золотых монеты.

– Он случайно нащупал их – они были зашиты в складку плаща, – сказал Аврам, прислушавшись к голосам.

– Задаток за то, чтобы он выпустил из клеток наших зверей, – с горечью сказал я. – Спроси, можно ли взглянуть на них поближе.

Раданит переговорил с главным караванщиком, и монеты под пристальным надзором погонщиков перешли ему в руки.

– По ним можно что-нибудь сказать? – спросил я.

Драгоман пожал плечами:

– Вряд ли. Это местные монеты, чеканка халифа, но такую сумму простой погонщик не заработает и за год.

Он вернул монеты счастливому погонщику, и мы поспешили к группе, обследовавшей кусты. Там обнаружилось человеческое тело, частично объеденное хищниками. Голое мясо уже облепили мухи. О погибшем мало что можно было сказать, не считая того, что он был хрупкого телосложения, с не натруженными руками и ногами и, вероятно, лет тридцати с небольшим от роду. Из одежды на нем не сохранилось ничего, кроме сандалий и рваной рубахи, и установить, как он выглядел при жизни, было невозможно – гиены успели сожрать почти все его лицо.