Кристиан Камерон - Тиран

Все в порядке. Он жив.

Меньший противник натерт маслом, как борец, — очень хорошим оливковым маслом. Несмотря на холод, он почти наг. Вблизи он походил на варвара — внимательный взгляд разглядел, что волосы у него желтые. А гладкие, прямые и темные — от масла.

Рослый противник не намаслен, но волосы у него тоже светлые. У меньшего на лице татуировка.

Киний хотел обоих оставить в живых, но улицы оставались абсолютно пусты. Киний по опыту знал, что звуки боя заставляют всех трезвых рабов и приличных граждан плотнее закрывать ставни. Тело болело, нагрудник стал тяжелее Атласских гор.

Киний взглянул на меч. Тот сильно погнулся там, куда пришелся удар дубины, на металле осталась вмятина. Прижав меч к земле, он распрямил его, но почувствовал слабину. Меч скоро сломается.

— Афродита и Арес, — снова сказал он.

Потом расправил плечи, поднял из грязи плащ и пошел во дворец.

Ночью и днем во дворце полутемно. На пороге мегарона стояли на страже люди Мемнона, но вход в святая святых архонта охраняли два гиганта в львиных шкурах. Не говоря ни слова, они отобрали у Киния меч.

Глядя на их светлые волосы и намасленные тела, Киний мрачно улыбнулся. Стражники оставили это без внимания.

По бокам от архонта — еще два таких же стражника. За архонтом с табличкой в руках стоял Кир.

— Ты пришел? Удивительно, — сказал архонт. Он смерил Киния взглядом. — Ты стал хуже одеваться.

Он усмехнулся своей шутке.

— Кир сказал, ты подозреваешь меня в устроении заговора. — Вид двух варваров Кинию понравился не больше, чем в первый раз, когда он навещал архонта. — Ничего подобного. Надеюсь, мое присутствие здесь — достаточное тому свидетельство, потому что нам нужно обсудить гораздо более важные дела. — Он чувствовал запах отбросов; более того, его сандалии промокли. Хитон весь в грязи, особенно сзади. — Когда я шел сюда, на меня напали.

Архонт взял золотой кубок, и раб торопливо наполнил его. Больше он никак не отозвался, хотя стоявший за ним Кир вздрогнул.

— Нет дела более важного, чем повиновение моих людей. Я приказал тебе отправиться на равнины…

— …и я отправился туда.

Киний устал, ему было больно, он чувствовал, что мир чернеет: такую черноту боги всегда посылают людям после битвы. И у него не хватало терпения на игры тирана.

— Ты вернулся без разрешения.

Архонт был пьян. Он говорил невнятно. Это не удивило Киния — Александр в пьяном угаре завладел всем миром, но в минуты кризиса никогда не бывал пьян.

— Какое разрешение? — спросил Киний. — Ты послал меня с поручением. Я исполнил его. И должен дать отчет.

— Ты устроил так, что в твое отсутствие тебя назначили гиппархом. И это заставляет меня гадать, кто же правит городом. — Архонт выпрямился. — Ты дурак, что пришел сюда один.

Киний бросил взгляд на двух рослых варваров. Вероятно, кельты. Он много слышал о кельтах. Он подобрался.

— Македонцы идут. Антипатр намерен захватить город.

Архонт не слушал.

— Они могут убить тебя прямо здесь.

Киний принял это за признание — которое ему, конечно, не было нужно.

— Их двум товарищам это не удалось. Если эти попробуют и не справятся, я убью тебя.

В руке у Киния все еще была сакская плеть — плеть Страянки. Рука слегка дрожала — от страха и усталости. Конечно, он пугает. Вряд ли он способен выдержать вторую схватку.

Но угроза дошла до архонта. Он резко повернул голову, словно впервые уделил Кинию все внимание.

— Думаешь, ты с ними справишься? — и уже медленнее добавил: — Их товарищи напали на тебя? Где?

Киний пожал плечами.

— На улице. Разве это важно? Можем мы наконец перейти к надвигающейся войне? Я служу тебе и этому городу. И пришел — несмотря на нападение, — чтобы доказать, что говорю правду.

Архонта, казалось, тронули эти слова — даже поразили.

— На тебя напали. И ты все-таки пришел.

Он взглянул на Кира.

Тот еле заметно кивнул.

Архонт внимательно осмотрел Киния.

— Кажется, я недооценивал тебя, — сказал он. — Расскажи мне об этой войне. Аполлон свидетель, последние три дня и так выдались нелегкие. Новые дурные вести сведут меня с ума.

— Сюда идут македонцы. Царь саков ждет, хочет поговорить с тобой о союзе. Аполлон и Афина мои свидетели: я не устраиваю никаких заговоров, чтобы захватить город.

Киний чувствовал, как его отпускает после схватки. Всего шесть дней назад он выступал против войны с Македонией. Во время схватки на улице… а может, в этой комнате, где богатства и ароматные курения способны его задушить… в его голове что-то сместилось.

Архонт поднял руку, и Кир вложил в нее новую чашу с вином. Потом архонт посмотрел на Киния.

— Где этот царь разбойников?

Киний встретил взгляд тирана.

— Сразу за городской канавой. В имении Гратиса.

Архонт театральным жестом отрицания выставил ладонь и покачал головой.

— Ну почему? Почему македонцы хотят захватить мой город? Я уже заплатил им большую дань, чтобы они пошли куда-нибудь в другую сторону. — Он встретился взглядом с Кинием. — Мы не можем воевать с македонцами.

Киний стоял неподвижно. Согласен ли он с этим? Он уже начал обдумывать поход по бесконечной травяной равнине. С десятками тысяч сакских всадников, у одного из которых темно-синие глаза…

Неожиданно он понял, что течение его мыслей полностью изменилось, словно по воле одного из богов. Сердце забилось чаще. Похоже на безумие.

— Поговори с царем, — осторожно сказал он.

— Знаешь ли ты, что собрание созывалось по моему капризу и принимало все, что я предложу? — Архонт посмотрел сначала на чашу, потом на Киния. — Они любили меня, Киний. Я защищал их от степных разбойников, они богатели в мире и любили меня. А теперь они готовы восстать — и ради чего? Этот щеголь Никомед сможет защитить их от разбойников не больше, чем шлюха с агоры. А теперь ты с разговорами о македонцах и войне… Что может степной разбойник сообщить мне о македонцах? — сказал он. — Ну, возможно, это неважно. — Он говорил пьяным голосом, слезливо и устало. — Думаю, я слишком долго ехал на этой лошади, афинянин. Не могу вспомнить, как добиться их согласия. — Он махнул в сторону от мегарона, по направлению к городу, и горько рассмеялся. — Пусть Антипатр придет и разгонит собрание. И посадит нового тирана. Например, Никомеда.

Киний приблизился к трону из слоновой кости. Непрошеные слова рвались с его губ; мысленно он видел обе свои кампании: первая — поражение Антипатра, вторая заставит тирана противостоять незваным гостям. Он вспомнил Ахилла на берегу, его гнев, обращенный против Агамемнона, а потом его покорность совету богини [59] Эти события описаны в первой главе «Илиады» Гомера. и потому заговорил медоточиво.