Кристиан Камерон - Тиран

Киний покачал головой.

— Думаю, просто шутка. Так что у тебя на уме?

Никомед продолжал восхищаться мечом. Потом выпрямился.

— Клеомен объявился, — сказал он.

— Зевс вседержитель! — Киний выругался. — В Гераклее?

— Хуже. В Томисе. Переметнулся к македонянам. Я узнал сегодня утром. Архонт еще не знает.

Киний потер подбородок.

Клеомену, хотя тот и принадлежал к враждебной фракции, были известны все их намерения, во всех подробностях. Он присутствовал на всех встречах городских магнатов — ведь, в конце концов, он сам был одним из них.

— Это может дорого нам обойтись, — сказал Киний.

Никомед кивнул.

— Я уважаю твои приказы, но ведь ты высылаешь из города всех сильных командиров. Не останется никого, кому хватило бы духу противостоять архонту — или Клеомену, если тот появится. А он обязательно появится.

Киний потер подбородок и поморщился. Потом глубоко вздохнул и сказал:

— Ты прав.

— Его кельты могут перебить лучших наших людей, и тогда он закроет ворота. — Никомед выпил свое вино. — Он пять лет улучшал оборону — не хотелось бы мне брать его город.

Киний покачал головой.

— Мы вернем город в три дня.

Никомед глядел с удивлением — на его гладком лице не часто появлялось такое выражение.

— Каким образом?

Киний приподнял бровь, показывая, что хочет, чтобы Никомед догадался сам.

— Измена? — спросил Никомед, но едва сказав это, сам рассмеялся. — Конечно. Мы ведь войско. А все наши люди в городе.

Киний кивнул.

— Мне бы хотелось рассматривать это как упражнение в военной демократии. Хорошо управляемые города могут неопределенно долго выдерживать осаду, конечно, если не случится что-нибудь непредвиденное. Но непопулярное правительство продержится только до тех пор, пока кто-нибудь не откроет ворота. Обычно ждать этого долго не приходится. Тираны…

Киний ощерился.

Никомед наклонился вперед на своем ложе.

— Клянусь богами, ты его искушаешь.

Киний покачал головой.

— Я в такие игры не играю. Мне нужны воины на поле боя — хотя бы для того, чтобы показать сакам, что мы с ними. Но если архонту вздумается свалять дурака, и он начнет действовать… — Киний пожал плечами. — Я не отвечаю за чужие дурные поступки. Так меня научил мой учитель.

Никомед кивнул, глаза его горели — но потом он покачал головой.

— Он все равно сможет причинить ущерб нашей собственности. Напасть на семьи, даже отдать крепость македонцам, если решит, что для него это единственная возможность уцелеть.

Киний кивнул.

— Я думаю, он разумный человек, несмотря на срывы. Ты его недооцениваешь.

— С тобой и Мемноном он ведет себя ровнее, чем в прошлом году. Боюсь, когда вы уйдете… я многого боюсь.

Киний пригладил бороду.

— Чего ты от меня хочешь?

— Оставь здесь мой отряд. — Никомед пожал плечами. — Я присмотрю за архонтом. И смогу справиться с Клеоменом.

Голос его стал суровым.

Киний отрицательно покачал головой.

— Ах, Никомед, ты слишком много работал. Твой отряд лучший из четырех. В день битвы ты мне понадобишься.

Никомед пожал плечами.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Ну хорошо, тогда… оставь здесь Клита.

Киний задумчиво потер щеки.

— Пожилые — из рук вон плохи в седле, зато у них лучшие кони и лучшее вооружение.

Никомед наклонился над пространством, разделяющим их ложа, и протянул Кинию его меч рукоятью вперед.

— Большинство их слишком стары для настоящего похода — но достаточно молоды, чтобы носить доспехи и присматривать за тираном.

— Вы с Клитом соперники, — осторожно сказал Киний.

Никомед встал с ложа и прошел к столу, на котором были развернуты с десяток свитков.

— Не в этом. Я предпочел бы остаться: Клит уважает архонта и подобен глине в его руках, — но положение дел он сможет сохранить.

— Тем более причин, чтобы остался он. Архонт по-прежнему мой наниматель. Он автократ, но, насколько я могу судить, до сих пор действовал в рамках законов города. Вы наделили его властью. Он ваше чудовище. — Киний потер бороду. — К тому же я опасаюсь, что ты и Клеомен — это тоже чересчур личное.

Никомед свирепо взглянул на него.

— Так и есть. Я прикончу его при первой возможности.

Киний встал.

— Когда афинское собрание проголосовало за войну с Македонией, многие были против, а теперь лежат мертвыми у Херонеи. Вот демократия.

Никомед проводил Киния до двери.

— Так ты оставишь отряд Клита?

Киний резко кивнул.

— Да.

Никомед улыбнулся, и Киний подумал, не перехитрили ли его.

— Хорошо. Аякса убьет перспектива остаться. А я никогда не видел войну на суше. Она кажется безопаснее морской.

Киний не понял, шутка ли это. С Никомедом никогда ничего нельзя было знать. В дверях, среди толпы прихлебателей, они пожали друг другу руки, и он пошел в казарму.

На третий день отряд Никомеда с большей поклажей и большим числом рабов, чем в двух предыдущих отрядах вместе взятых, выступил. Однако из всех четырех отрядов конницы этот был самым вымуштрованным. Киний с тяжелым сердцем смотрел, как они уходят: ему тоже хотелось уйти, но он должен был завершить дела с союзниками.

Филокл, Мемнон и Клит стояли с ним рядом, пока через ворота не прошли последние запасные лошади и тележки, запряженные мулами.

Мемнон по-прежнему казался на четыре ладони выше. Он повернулся к Кинию, отдал воинское приветствие — без тени сарказма — и сказал:

— С твоего разрешения, через час я вывожу своих парней.

Киний ответил приветствием — прижатой к груди ладонью.

— Мемнон, тебе не нужно мое разрешение, чтобы обучать гоплитов.

Мемнон улыбнулся.

— Я знаю. Да помогут тебе боги, если ты думал иначе. — Он показал на длинные ряды людей, ожидающих на улицах города. — Но для них это славная забава.

Филокл согласился.

— Теми, кто повинуется, повелевают, — сказал он.

Мемнон показал на него.

— Точно. Это я и имел в виду. Сократ?

Филокл покачал головой.

— Ликург Спартанский.

Мемнон ушел, продолжая смеяться.

Мемнон нашел в гоплитах Пантикапея много достойного восхищения, их фалангу он счел замечательной, а их отборная молодежь — двести атлетов в превосходной форме, эпилекты [78] Так назывались отряды наиболее подготовленных гоплитов в армиях древнегреческих городов. , — заставила его улыбнуться.

— Конечно, их военачальники — напыщенные ослы, — процедил он сквозь щербатые зубы.

Таким же оказался их гиппарх, высокий, худой, очень молодой человек с кислым лицом и широким лбом — обычно признаком мощного интеллекта.

— Мои войска всегда будут оставаться исключительно под моей командой, — объявил он. — Ты можешь передавать мне приказы, и я, если сочту их правильными, сам доведу их до своих людей. Мы свободные граждане, а не наемники. Я много слышал о тебе — будто ты заставляешь граждан Ольвии самих чистить своих лошадей, например. Эти глупости моих людей не касаются.