Сергей Житомирский - Ромул

Болото у подножия холмов пересохло от зноя, только в одном месте можно было увязнуть, если не знаешь местности. Каждое утро римское ополчение выстраивалось в долине, готовое биться с захватчиками, и каждый вечер воинов отпускали спокойно ночевать за крепким палисадом.

Сабиняне не спешили — возможно, надеялись, что разношёрстное войско за это время разбежится.

Но вот однажды вечером плотный строй сабинян показался на левом берегу. Для битвы время было слишком позднее, и римляне ушли за палисад. Сабиняне встали лагерем неподалёку, и всем стало ясно, что сражение состоится наутро.

Но в полночь затрубили тревогу. Марк нехотя поднялся, взглянул ещё разок на спящего сына, поел каши, которую ему подала Сабина, но не стал просить жену застегнуть ему перевязь: как бы она не наложила какого-нибудь заклятья на его оружие, ведь он шёл сражаться с её родичами.

Внутри палисада было тесно. Ополчение едва могло там разместиться, пришлось открыть ворота, чтобы конница выстроилась на склоне, за рвом. Никто не знал, почему всех подняли, когда сабиняне вроде бы не думали нападать. Воины возмущались, что им среди ночи устроили ложную тревогу, но потом все увидели, как на той стороне долины на Капитолии вспыхнули факелы.

Множество факелов горело и на Палатине. Появился царь Ромул, он протискивался сквозь ряды воинов; конюший вёл за ним боевого скакуна. Царь был взбешён и громогласно ругался, требуя известий с Капитолия, но никто ничего не знал, и это приводило его ещё больше в ярость. Похоже, там стряслось что-то серьёзное.

Всадники отправились в долину на разведку, а пехота села отдыхать в надежде, что без завтрака не выступят. Марк сел, где стоял, в третьем ряду, и кто-то сказал ему на ухо, что именно так начинаются неудачные походы.

Появился конный отряд, позади начальника сидел воин в полном вооружении. Ромул в это время как раз оказался недалеко от Марка, и тот всё услышал.

— Государь, на Капитолии сабиняне, — закричал начальник конницы. — Наших почти всех перебили, остальные бежали через палисад с другой стороны, как были, в одних туниках; мы их встретили на склоне. Но этот, по крайней мере не спал, когда ворвались враги. Он вооружён, значит, всё видел и расскажет.

— Это Тарпей, начальник крепости. Осторожно, спусти его. Ты должен был отдать ему честь и попросить указаний, — царь никогда не забывал о военной дисциплине. — Ну, Тарпей, как же получилось, что у тебя за палисадом сабиняне?

— Государь, нас предали, — ответил усталый старик. (Не такой уж старик — но все прочие в Риме были молоды, и не такой уж усталый — но остальные только что поднялись с постели).

— Нас предали, — повторил он. — Тайно открыли ворота. Моих людей застигли врасплох. Я видел предателя, государь, тем тяжелее мне это вынести. Ворота крепости открыла врагу моя собственная дочь.

— Как странно, — произнёс Ромул. — А я слышал, будто ты строгий отец и держишь её в покорности. И непонятно, как это ты оказался вооружён, когда твои люди спали? Гляди-ка, на руках перстни, кошелёк на поясе, большая серебряная пряжка; можно подумать, ты куда-то собрался и захватил с собой ценности. Где твоя дочь? — вдруг рявкнул он.

— Я её видел, государь, — крикнул один из воинов. — По крайней мере, я думаю, это была Тарпейя. Главные ворота стояли настежь, вокруг факелы. На пороге свалилась девушка, а сабиняне побивали её, ну, как побивают камнями, только они кидали не камни, а щиты. Я видел, как она упала. Сейчас, должно быть, уже умерла;

— А отец её жив, невредим, и все богатства при нём, — задумчиво проговорил царь. — Тарпейя потеряла жизнь. Я потерял крепость. Один ты, Тарпей, ничего не потерял. Эй, вы двое, поставьте этого человека на колени и отрубите ему голову. Вот как в Риме обходятся с предателями. А мы пойдём штурмовать Капитолий, пока сабиняне там не освоились.

Тарпей был горд. Он сам упал на колени и вытянул шею: пусть по крайней мере скажут, что он встретил смерть спокойно и бесстрашно. Целер отсёк ему голову в три удара; смертельным, наверное, был уже первый, потому что Тарпей не издал ни звука. Голова покатилась по земле, царь схватил её, крутанул, чтобы стряхнуть кровь, и насадил на кол палисада.

— Воины, за мной! — прогремел Ромул. — Если до зари не отобьём Капитолий, города у нас больше не будет.

— Чур меня! Марс меня сохрани, и Юпитер, и Мать, и какое божество живёт на этом месте! — в смятении зашептал Марк. — Пусть все боги отвратят знамение. Если останусь жив, принесу в жертву свинью. Ты видел? — повернулся он к соседу справа. — Кровь брызнула мне прямо на тунику. Хуже знамения не придумаешь, да ещё перед битвой. Что самое скверное, я знаю, что Тарпей не виноват: он каждую ночь охранял крепость в полном вооружении, так серьёзно относился к своим обязанностям. Дочь не очень-то его слушалась, она думала только о том, как бы заполучить мужа. Не иначе, её подговорил открыть ворота какой-нибудь сабинянин. И вот сейчас бой, а на меня свалилось такое злосчастье. Пусть кто-нибудь доложит царю, надо по крайней мере похоронить Тарпея с почестями.

— Утихни, герой, пока тебе не заткнули глотку целеры, — ответил сосед. — Не пройдёт и часа, как все мы будем с ног до головы в крови невинных, не один Тарпей сегодня сложит голову зря. Я много видел, как умирали воины, видел однажды, как женщина камнем убила мужчину-силача, но никогда не видел, чтобы кого-нибудь убила дурная примета.

Марк замолчал. Он должен сражаться за свой дом — дом, где он был так счастлив, где сейчас спит его сын. В третьем ряду не самое опасное место, щит у него широкий, а кто не хочет защищать свою долю города, недостоин называться гражданином.

Начинать войну с неподготовленного броска в темноте на крутой холм было ошибкой. Сабиняне ещё грабили захваченную крепость, не могло быть и речи о том, чтобы захватить их врасплох — по нападающим ударил град дротиков и камней. Человека со щитом это может только разозлить, но в такой давке кому-то неизбежно не повезло, и римляне дрогнули: обидно терять людей, когда до врага ещё не добраться. Ближе к вершине они остановились: между кольями палисада ощетинился сплошной ряд сабинских копий.

Ромул попытался подать пример. Один, прикрываясь огромным щитом, он подобрался ближе и ткнул копьём сквозь палисад. Но в него нацелилось полдюжины пик, а от такого количества не защитит даже роскошный щит царя. Ромул отскочил, следовать его примеру римлянам совсем не хотелось.

Впрочем, числом ополчение намного превосходило сабинский отряд, засевший в маленькой крепости. Враги не решались высунуться из-за палисада, и камни из римских пращей загнали их в укрытие. Через полчаса обе стороны признали ничью. Царь Ромул с большей частью войска отправился на Палатин завтракать, оставив на склоне Капитолия отряд караулить захватчиков.