Сергей Житомирский - Ромул

Баран стоял у алтаря спокойно. Служитель, как водится, накормил его зерном, вымоченным в вине, чтобы он захмелел, ведь нет хуже знамения, чем если жертвенный баран начнёт отбиваться. Поднять его на камень у хромого служителя сил не хватило, и Перпена сам взвалил туда барана одним движением сильных молодых рук.

Теперь баран лежал на спине, служитель удерживал его задние ноги. Перпена занёс бронзовый нож и вдруг почувствовал, что сейчас совершит убийство, до того похож был баран на скрюченного старика. Всё правильно: ведь он действительно заменял человека. Человеческая жертва пришлась бы богам больше по вкусу, но убивать сограждан преступно, а каждый день раба дорого. Так что придётся барана. Перпена всадил ему нож в горло и перепилил жилы.

Итак, баран был мёртв, кровь его дымилась на алтаре, чтобы боги остались довольны и помогли этрускам в этот нелёгкий час одолеть северных дикарей. Перпена перехватил нож и с некоторым трудом вспорол жертве брюхо. Тут он снова замешкался: очень уж противно было засовывать руку в вонючие внутренности, копаться там и нашаривать печень. Но такова уж одна из важнейших обязанностей жреца, со временем он притерпится. Главный жрец умел вытащить печень, не посадив на свои безукоризненные одежды ни капельки крови.

Нижний город внезапно взорвался криками, беспорядочно гудела одинокая бронзовая труба, мерно били мечи о щиты: дикари разъяряли себя перед штурмом. Обычно они любили поспать, рассвет в осаждённом городе был самым тихим временем, но на сей раз, похоже, враги решили броситься на стены с утра. Шум был до того оглушительным и страшным, что Перпене захотелось подхватить оружие и бежать вниз, на своё место у северных ворот. Но он знал, что выполняет важное дело, что здесь он нужнее, чем на стене. Содрогаясь от омерзения, он запустил пальцы в склизкие потроха.

Вот и печень, точно как его учили; пусть он в первый раз совершает обряд, но какой-нибудь другой орган по ошибке не вытащит, это принесло бы большое несчастье. Перпена достал окровавленный бурый комок, поднял руку, чтобы первым знамение увидел Небесный отец, потом протянул её вперёд и стал ждать, пока печень заберёт служитель.

Глядя, как положено, в небо, он произнёс заученные слова молитвы, но служитель не торопился. Это было просто возмутительно. Первый раз Перпене доверили самому приносить жертву, он справился безупречно, а тут ветеран, который уже сто лет помогает в таких обрядах и должен знать их без подсказки, стоит столбом и всё портит.

Служитель не отрываясь смотрел в нижний город.

— Там очень шумно, — беспокойно сказал он, — несколько крыш загорелись. Наверно, часть диких забралась внутрь. Боги получили жизнь барана, может, поторопимся вниз и поработаем мечами?

— Мы приносим жертву или обсуждаем осаду? — рассердился Перпена. — Ты знаешь не хуже меня, что на священной земле произносят только слова заклинаний, но раз ты нарушил правила, я тоже их нарушу. Нельзя уходить, не кончив обряда. Небесный отец действительно хочет только жизни барана, и он её получил, но городу нужен совет свыше, как лучше расправиться с дикарями. Держи печень, я буду читать знамения.

Служитель принял печень в сложенные ладони и сунул под нос юноше, неуклюже присев; по правилам ему полагалось бы преклонить колено, но старика извиняла негнущаяся нога. Потом он мельком взглянул на кровавый комок, каких несчётное множество протягивал жрецам на своём веку. Перпена увидел, как его лицо вытянулось.

Вообще-то печень у всех овец примерно одинаковая. Нужно большое умение и опыт, чтобы заметить морщинки, бугорки, всякие мелочи, которые предвещают хорошее или дурное. Перпена несколько лет осваивал эту премудрость по глиняным слепкам, но был готов и к тому, что ничего особенного не увидит. Он доложил бы, что сегодня у богов нет послания. Это неплохо: молчание — тоже хороший знак.

Но эта печень была ни на что не похожа. Твёрдая, сморщенная, но при этом прогнившая. В ней извивались тонкие черви, и она уже воняла. Это было жутко.

— Хуже не придумаешь, — пробормотал Перпена, — после такого знамения остаётся только накрыть голову и сидеть, пока несчастье не развеется, а у нас, как на зло, отчаянная битва. Пошли, надо скорей найти главного жреца. Вдруг можно остановить сражение, пока гнев богов не сравнял весь город с землёй.

— Поздно. Печень прогнила насквозь, это значит, что городу конец. Слышишь, дерутся всё ближе и ближе. Смотри: дикие лезут сюда, и некому их вышвырнуть!

Служитель показал на стену. Перпена быстро обернулся: с этой стороны площадку защищала только низкая ограда, и над ней торчали три рогатых кожаных шлема. Склон здесь был не настолько отвесный, чтобы по нему не забраться, но крутой и открытый, и для обороны хватило бы одного часового, но тот убежал к товарищам сражаться за нижний город.

Хромой служитель заковылял вниз, размахивая руками и зовя на помощь. Перпена кинулся к мечу. Копьё и щит подбирать было некогда, а то враги успеют забраться внутрь.

Из-за стены навстречу ему вылезала волосатая рожа, сплошная борода и усы, увенчанная немыслимыми бычьими рогами. У дикаря был крепкий кожаный панцирь и большой овальный щит, но как раз сейчас его мог одолеть и противник в одной тунике: левую руку со щитом дикарь перекинул через стену, правой цеплялся за скалу, и меч ему мешал. Какая, оказывается, лёгкая штука первая битва! Перпена ударил мечом по бычьим рогам — дурацкое украшение — шлем свалился. Ещё удар, и дикарь полетел в реку. Перпена перегнулся через стену посмотреть, как он падает.

А по скале ползли ещё дикие. Судя по всему, небольшой отряд решил подняться здесь, пока все защитники заняты в нижнем городе. Даже десяток врагов в крепости — непоправимая беда, но служитель пришлёт помощь, как только разыщет военачальника, а до тех пор неужели расторопный воин не сможет отразить беспорядочное и слабое нападение? Перпена побежал направо, откуда лез второй дикарь.

Он опоздал. Враг ещё не совсем перебрался внутрь, но прочно стоял на ногах. Одет он был в овчину мехом наружу, такую не разрубишь мечом. Перпена скрестил с ним клинки, досадуя отсутствию собственного щита.

Было очень непривычно отражать удары, сознавать, что бьёшься всерьёз. Даже пришлось напомнить себе, что это не урок боя на мечах, любая ошибка может оказаться последней. Но всё-таки дикие совершенно не умели драться! У этого был длинный меч, но он словно боялся его сломать. Похоже, смертельный бой — это совсем просто, проще, чем можно подумать. Пусть даже у Перпены не получалось убить врага, продержаться он мог сколько угодно.

Было просто нечестно, что влезли остальные, когда он так ловко вёл первый в жизни бой! Перпена вдруг услышал сзади шаги и краем глаза различил занесённый меч. Он отпрыгнул, увернулся и увидел, что подбегают ещё трое дикарей.