Дмитрий Евдокимов - Воевода

В Тушине по-прежнему было неспокойно. Некоторые горячие головы даже стреляли в Рожинского, но были отогнаны бдительной стражей. Большую смуту в умы внесла Марина. Она вела себя в эти дни как сумасшедшая. Надев гусарский костюм, ходила по лагерю, пила вино вместе с польскими и казацкими старшинами, проводила с ними в палатках разгульные ночи, взывая к их мужеству и чести, умоляя идти в новый стан Лжедимитрия.

Маржере вечером как неприкаянный бесцельно бродил по лагерю, прислушиваясь к пьяному ору из палаток и размышляя, куда направиться — к Смоленску, Калуге или Москве. Стадницкий перед отъездом передал ему привет от великого канцлера литовского с напоминанием об их уговоре.

Неожиданно в темноте у палатки, где располагался Заруцкий, он столкнулся с юношей, которого принял по гусарскому костюму за пахолика.

— Осторожней, юнец! — гаркнул он.

— Якоб?

Маржере вгляделся и узнал Марину:

— Государыня? Что вы здесь делаете?

Та расхохоталась, ударив капитана по плечу. Только сейчас Жак обратил внимание на её неестественную весёлость и резкий запах вина.

— Что может делать женщина, особенно такая молодая и красивая, как я, в палатке мужчины?

Жак поразился её цинизму:

— Но вы же не просто женщина...

— Вот именно! И мне нужны союзники, чтобы вернуть себе корону! Я осталась одна, этот мерзавец бежал, даже ничего не сказав. А чем я могу завоевать расположение храбрых воинов?

Она внезапно заплакала и ухватилась за полу плаща капитана.

— Вам плохо?

— Проводите меня во дворец.

«Крепко она верит в своё предназначение, если избу называет дворцом», — усмехнулся про себя Маржере, однако послушно пошёл рядом. Какое-то время они молчали. Марина что-то обдумывала, наконец решилась сказать:

— Вы были всегда расположены ко мне, Якоб. Поэтому буду с вами откровенна: я решилась бежать.

— Когда?

— Сегодня ночью!

— С кем?

— Одна, с двумя служанками. Чем незаметнее, тем надёжнее.

— Справедливо, — согласился капитан.

— Я хочу вас просить о помощи. Вас хорошо все знают и выпустят беспрепятственно.

— Каким образом? Что я скажу о причине моего отъезда?

— А ничего! Сделаем так: я одену своих горничных как русских шлюх, и мы с вами вроде будем их сопровождать до Москвы.

— Что, пожалуй, сойдёт! — усмехнулся капитан. — Действительно, не в санях же с навозом вам ехать.

— Идите за лошадьми! — повелительно сказала Марина. — И не бойтесь, я вас надолго не задержу, сразу за воротами мы попрощаемся.

— Я вообще редко чего боюсь! А тем более прогулки с таким очаровательным пахоликом.

— Не обижайтесь! Я вас жду.

Они действительно беспрепятственно выехали из лагеря под шутки пьяных стражников. Остановились, чтобы попрощаться.

— Как вы дальше поедете одна?

— Утром меня нагонят пять сотен казаков Заруцкого. Они идут к Дмитрову, на помощь Сапеге. А если и будет погоня, то по Калужской дороге.

— Но Сапега, я слыхал, ищет королевских милостей?

— Мои милости он ценит выше! — рассмеялась Марина. — Он любит меня с того момента, как увидел в Тушине. Так что никуда от меня не денется. Может, и вы с нами?

Маржере отрицательно покачал головой:

— У меня свои дела.

— Прощайте, прекрасный рыцарь!

Она, привстав на стременах, чмокнула капитана в щёку и ударила коня нагайкой.

«ПИСЬМО ЦАРИЦЫ МАРИНЫ К ВОЙСКУ

Согласно инстинкту природы, бессловесные животные и неразумный скот привыкли уклоняться от болезненных ударов, и нигде не найти такого беспечного зверя, который не страшился бы и не избегал бы несчастных случаев. Как же после этого не заботиться о спасении своей жизни человеку, которого Бог возвысил по благородству надо всеми животными, одарил его умом, словно частицей Своей божественности, предоставив все заботы и охрану человека себе? Воистину Божие Провидение особенно охраняет и осеняет ежедневно монархов и князей; это доказывает опытность, которою Господь Бог одаряет государей... Поручив Божьему покровительству себя, свои обиды и права, я надеюсь также, что Он освободит меня от всех тех поношений, которыми злые языки терзают моё имя.

Не хочу быть жестокой к самой себе и оставить на произвол сомнительной судьбы того, о чём каждый деятельный человек должен заботиться, и не хочу быть более жалкой, чем животное. Мною руководит не только боязливый женский гений: рассудок велит мне заботиться о своём деле и защищаться от поношений тех людей, которым поручена охрана моей жизни, имени, славы и чести. Эти люди — предводители войск. Моё сердце, погруженное в скорбь и глубокую печаль, едва может снести посягательства на мою честь, опорочение имени и оскорбление сана.

Начались с королевскими послами какие-то переговоры, конференции и сделки для того, чтобы меня унизить и покинуть. На заседаниях и пирах, среди пьяного веселья, каждый бокал сопровождался насмешками и клеветами по моему адресу от тех, защите которых я поручила жизнь, честь и неприкосновенность царского престола. Судорожно вздрагивала душа, находясь в беспрестанной тревоге, ибо не только мой сан был во мне оскорблён: мне грозили с помощью тайного заговора взять меня под арест и отправить, как пленницу, к королю. Я не могла вынести той мысли, чтобы попасть в руки тех, которые жаждут погубить меня. Точно так же Бог не допустит и того, чтобы кто-либо воспользовался моей особой и моими правами на престол как предметом торговли, чтобы приобрести от этого пользу себе и купить королевские милости, унижая мой столь высокий сан и изменнически предавая меня в руки короля, который не имеет никаких прав ни на мою особу, ни на эту принадлежащую мне монархию. Господь отомстит за меня и накажет изменников за клятвопреступничество, мне же благий Бог станет защитником и опекуном; Ему поручаю я свою скорбь, испытания и обиду, оставшись одна, без отца, без матери, без родных, без друзей, покинутая всеми. Вынужденная опасностью, еду к мужу, которому клялась в супружеской верности в Кракове в присутствии короля. Я хочу посоветоваться насчёт восстановления своего доброго имени и, ввиду заговоров и замешательства, хочу отдохнуть в своём замке и буду молить Праведного и Всевышнего Судию об удовлетворении моей невиновности.

Снова призываю в свидетели Бога в том, что, сохраняя за собою неприкосновенное имя, царский сан и полные права на престол, — так как я государыня северных стран, русская царица и польская шляхтенка, — так же точно не хочу и не буду признавать над собой ни королевской, ни какой бы то ни было другой власти и изо всех сил буду заботиться о благе и о награждении тех воинских чинов, которые, любя доблесть и славу, не забывают данной мне клятвы и сдерживают её. Я уезжаю.