Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель

Вновь Кромвель поставлен был перед выбором. Он сделал его, покинул Лондон в тот неё день поздним вечером и на другой день прибыл в главную квартиру Ферфакса.

В главной квартире царила растерянность.

Кромвель застал армию в опасном брожении. Накануне его неожиданного появления Ферфакс назначил общий сбор армии. Совет офицеров бездействовал. Зато в совете агитаторов кипела активность. Солдаты не желали расходиться до тех пор, пока парламент не удовлетворит их законные требования. Они считали необходимым принять торжественные обязательства, которые сплотили бы армии, понимая, что их сила в единстве.

Кромвель не мог не согласиться со своими солдатами. Он был убеждён, что только единство обеспечит порядок сначала в армии, а потом и в стране.

Момент был критическим. Ещё несколько дней, и во главе армии встанут левеллеры, эти республиканцы и уравнители, готовые свергнуть все законные власти, не только лордов и короля, но и парламент в его нынешнем виде. На место нынешнего парламента, беспомощного в новых условиях, они думают поставить новый парламент, предоставив право голоса каждому англичанину. Больше того, генерал был склонен думать, что это только усилит анархию, которая уже и без того становилась грозной реальностью.

В такие моменты его энергия возрастала. Единственно правильное решение приходило само собой, точно и в самом деле на него нисходило откровение Господа.

Кромвель выступил перед солдатами, говорил простые, понятные вещи, одинаково осуждал дубовую несговорчивость пресвитерианского большинства, которое распоряжалось в нижней палате, и тех агитаторов в армии, которые под видом свободы совести проповедовали распущенность. Чего мы желаем, спрашивал оратор, и сам отвечал:

— Мы желаем только того, чтобы все добрые граждане, которые полезны родине и никому не мешают, пользовались свободой и покровительством, однако в согласии с существующими законами и справедливостью.

В сущности, того же хотели солдаты.

Он предлагал очень немного, но самое главное. По его страстному убеждению, кроме военного совета, который руководит военными действиями, должен быть создан совет армии, который станет решать политические вопросы и вести переговоры с парламентом. Туда должны войти всё высшее командование, а также от каждого полка по два агитатора и по два рядовых офицера.

Предложение было принято единогласно и было одобрено даже левеллерами. По мнению Лильберна, благодаря совету, созданному на основе равного представительства солдат и офицеров, армия превратилась в объединение равноправных сограждан, сплотившихся для уничтожения несправедливости и установления нового государственного устройства.

Теперь торжественное обязательство было принято чуть ли не само собой, без раздоров и возмущения. Армия давала сама себе клятву не расходиться до тех пор, пока парламент не удовлетворит её законные требования, только-то и всего. Это обязательство было настолько разумным, что парламенту оставалось только исполнить действительно законные требования, которые удовлетворили бы и успокоили войско.

Окончательное утверждение согласия и порядка зависело от короля. Корнет Джойс вёз его медленно, вероятно, из уважения, а может быть, из опасения, что будет наказан за самоуправство, ведь Айртон распорядился всего лишь сменить при короле караул, а не тащить его неизвестно куда. Следовало как можно скорей заверить его величество Карла Стюарта, что в расположении армии ему не только не угрожает насилие, но и будут предоставлены все возможные послабления, которых он добивался и не смог получить от парламента.

Кромвель вместе с Ферфаксом и Айртоном в сопровождении штаба выехали навстречу королевскому поезду, как только порядок в армии стал восстанавливаться. Они встретили его в Чилдерли, неподалёку от Кембриджа. Король обедал и отдыхал в простом придорожном трактире. Генералы почтительно попросили разрешение его посетить, и монарх согласился.

Оливер впервые видел своего государя. Возле трактирного стола, на котором лежала раскрытая книга большого формата, перед ним в простом деревянном кресле сидел человек невысокого роста, довольно щуплый, с роскошными волосами, в бархатном камзоле, коротких бархатных же штанах до колен и в белых чулках. С холодным, но величественным выражением на узком лице король протянул им руку для поцелуя. Ферфакс, за ним генералы почтительно поцеловали её. Кромвель и Айртон, сохраняя достоинство, остались стоять в стороне, всего лишь отвесив поклон, заменивший приветствие.

Ферфакс рассыпался в извинениях. Он уверял, что ни сном ни духом не виноват в его похищении.

Карл вскинул голову:

— Я до той поры не поверю вам, пока вы не прикажете повесить этого Джойса.

Король держал себя повелителем, как будто ничего не случилось. Ферфакс вёл себя как верный слуга, который готов без рассуждений исполнить любой приказ. Он крикнул Джойса. Корнет вошёл бестрепетно и хладнокровно ответил на вопрос, какие он имел полномочия:

— Я с первого слова уведомил его величество в том, что у меня нет никаких полномочий от генерала. Я действовал по поручению армии. Велите её собрать. Если в мою пользу не будет подано две трети её голосов, пусть меня повесят перед полком.

Было понятно, что Джойса повесить нельзя. Стараясь завоевать расположение монарха, Ферфакс предложил передать дело Джойса в военный суд, однако генералы на это не согласились. Король не настаивал. Он лишь покачал головой:

— Я вижу, что вы имеете в армии столько же власти, сколько и я.

Ему предложили возвратить его в Холмби. Он отказался, предпочитая быть вместе с армией, убедившись на деле, что парламент не располагает силами ни для того, чтобы противостоять её требованиям, ни для того, чтобы его защитить. Он даже осмелился заявить, что готов в интересах страны выступить в роли судьи между армией и парламентом. Айртон не выдержал и сделал шаг вперёд, машинально сжимая рукоять своей шпаги:

— Милорд, вы ошибаетесь! Это армия будет посредником между вашим величеством и парламентом.

Его величество потребовал с холодной улыбкой:

— Везите меня в Ньюмаркет. Тамошний воздух всегда был мне полезен.

Короля поручили конвою, которым командовал полковник Уолли. Генералы возвратились к армии. Они ждали, что ответит парламент на Торжественное обязательство, направленное ему. Согласие было возможно.

Депутаты вдруг осознали, что они зажаты меж двух огней. С одной стороны, волновался народ, недовольный воровством и налогами, часть которых пропадала неизвестно куда. С другой стороны, армия вышла из подчинения и могла занять Лондон в любой день, в любой час, и что тогда?