Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

— Мы сделаем это.

А уж потом не задерживался, выслушивал на ходу и сквозь зубы ронял:

— Я сделаю это.

Генрих посмеивался над человеком, который был нужен ему, и ждал, когда придёт его час. Его час пришёл очень скоро. Господь взял германского императора. Открылась вакансия. Европа взволновалась и забурлила. Курфюрсты должны были выбрать на своём съезде нового императора. Претендентов набиралось больше десятка. Главным был французский король. Франсуа обещал крестовый поход против турок, угрожавших Венеции, Вене и Венгрии, и три миллиона флоринов курфюрстам, что подадут за него свои голоса. Крестовый поход вдохновлял, но не очень. Многие государи, владения которых были для турок недосягаемы, полагали, что Венеция, Вена и Венгрия должны сами себя защитить. Зато флорины производили неотразимое действие, и Франсуа рассыпал их десятками и сотнями тысяч. Его соперником выступил Карл, тоже обещал крестовый поход, о сумме флоринов молчал, но тоже не скупился.

Немецкие государи млели от счастья, но были растеряны. Блеск флоринов их соблазнял, но они колебались, решая, чьи предпочесть и на чью потом сторону встать. Немалое число их брало флорины и у той, и у другой стороны. Самые мудрые брали так по нескольку раз. Насытить эту прорву оказалось делом нелёгким. У Франсуа и у Карла истощались финансы. Фуггеры выдавали кредиты. Эти богатейшие финансисты и ростовщики не колебались. Сначала они давали большие кредиты французскому королю, считая его более сильным и удачливым из претендентов. Потом отказали ему и перешли на сторону Карла, когда подсчитали, что Карл победит. Все ждали, как поведёт себя английский монарх, не самый сильный, не самый богатый, но симпатичный, во-первых, потому, что был самым образованным государем Европы, а во-вторых, потому, что жил далеко, за проливом, на острове, а стало быть, мог редко появляться в Священной Римской империи и досаждать своим новым подданным.

Генрих верно оценил свои слабости и преимущества и ввязался в борьбу. Он в самом деле был самым бедным из них и не мог сыпать флорины десятками и сотнями тысяч. Потратиться и ему, конечно, пришлось, но главным образом он рассчитывал на Римского Папу. Пришла очередь канцлера-кардинала. Томас Уолси плёл интриги при папском дворе. Казалось, обстоятельства благоприятствовали.

После битвы при Мариньяно воинственный пыл оставил папу Льва. Папа пошёл победителю на большие уступки, продал двадцать кардинальских шапок, окружив себя надёжными людьми и наполнив казну, и наслаждался покоем. Потомок Медичи покровительствовал художникам, рыбачил, охотился, с удовольствием смотрел комедии Макиавелли и Плавта, которые ставились для него, или развлекался иными забавами, вроде зрелища жирных монахов, их ему на потеху молодые прелаты с хохотом подбрасывали на одеяле. Дрязги с выборами досаждали святому отцу. Он колебался, не зная, кого предпочесть, колебания утомляли. Приходилось рассчитывать, размышлять, когда рыба клевала или олень выскакивал под выстрел арбалета.

Поначалу папа тоже склонялся на сторону французского короля, солдаты которого стояли в Милане, слишком близко от Рима, чтобы не симпатизировать им. Потом стал склоняться на сторону Карла, который его тоже пугал, уже не только солдатами, но ещё больше своим холодным умом и неуёмным стремлением к власти.

Покоя всё-таки не было. Куда ни кинь, он между двух огней. Карл не простит ему поддержки французского короля. Франсуа не простит поддержки испанского короля. Не тот, так другой непременно ринется на него, а его латы и шлем давно заржавели. Английский государь подходил папе Льву больше других. Не такой воинственный, не такой грубый, а главное — далеко. Доводы Уолси вместе с некоторым пополнением папской казны тоже убеждали его, и Лев готов был поддержать Тюдора против Габсбурга и Валуа. Но уже никому не было дела до папы. Выборы состоялись. Избран был Карл.

Генрих получил ещё один, на этот раз жестокий урок. Династические браки, союзы и папа отодвинулись в сторону. Разумеется, они продолжали существовать. Короли продолжали жениться из будущих выгод, составляли союзы из будущих выгод, заискивали перед папой, тоже из будущих выгод, но времена наступали другие. Деньги встали выше браков, союзов и папы. Выигрывал тот, кто больше платил. Побеждал тот, кто имел больше денег и благодаря этому мог нанять больше солдат. Папой тоже становился лишь тот, кто много платил. Если он хотел выигрывать и побеждать, то должен был платить и платить. А чем ему было платить? Английский государь действительно был беднее и Карла, и Франсуа, и римского папы.

Томаса Мора не оставляла тревога. Ему ли было не знать, что короля не остановят ничьи слова, если тот видел впереди громадные выгоды. Ближайшее будущее представлялось таким же грозным, кровавым и смутным, как недавнее прошедшее несчастной Германии, залитой кровью.

Тогда ужасные вести приносили торговые люди, видевшие своими глазами сокрушённые, развороченные порохом замки, соборы, монастыри, сожжённые деревни и города, запустение целых провинций, смрадные трупы, которые некому было убрать, голодных детей и стариков, десятки тысяч замученных, четвертованных, повешенных и сожжённых. Может быть, тысяч сто. Может быть, вдвое больше. Никому не удалось подсчитать, да едва ли и считал кто-нибудь. Вытоптанные поля. Грабежи. Торжество грубой силы. Победа насилия.

Философ предвидел, что всё это угрожало и Англии. Генрих тоже предчувствовал, опасался и потому колебался и так осмотрительно, медленно шёл к своей цели. Больше, казалось, не предвидел, не предчувствовал никто. Почти никто не мог и не хотел его поддержать. Мор оставался один на один с королём, если не считать королевы, десятка её приближённых и горсти единомышленников, которые пока что не оставляли его. Он один должен был помешать разводу с Екатериной и браку с Анной Болейн.

Несколько дней после того разговора мучила неизвестность. Канцлер ещё мог ошибаться. Генрих ещё мог выбрать крест и в суровом молчании донести его до конца, как подобает христианину и королю, ведь этот крест ему послан Господом. Неизвестность продолжалась недолго. Король в самом деле затеял развод. Развод был делом хлопотливым и трудным. Разрешение на брак с вдовой брата давал папа Юлий. Генрих потребовал от папы Климента признать этот брак противным законам природы и Библии и благословить его расторжение. Папа готов был признать и благословить, однако в те смутные дни Климент был пленником императора Карла и мог признавать и благословлять только то, на что указывал ему Карл. Карл был мстителен и долго помнил обиды. Кроме того, приходился Екатерине племянником. Понятно, что именно он повелел признать и благословить, и папа ответил отказом.