Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Тогда решил отомстить несносному Карлу. Фландрия была его самой богатой провинцией. Он задумал её разорить и закрыл английские порты. Ни один товар из Фландрии не мог проникнуть в Англию законным путём, а во Фландрию не мог попасть ни один английский товар. Ему представлялось, что это верное средство, что Фландрии будет нанесён громадный урон и что Карл запросит пощады.

Громадный урон нанесён был английской торговле. Заволновались финансисты и торговые люди. Пришли в смятение депутаты парламента. Таможенные сборы упали. Казна истощалась с такой быстротой, что сердце замирало от ужаса. В парламенте грозили приостановить акцизы и подати. Того гляди, не чёртов Карл, а он сам мог бы быть разорён.

Генрих был растерян, мог отступить, но он должен был что-то предпринять. Слава Господу, представители нации не решились пойти на разрыв. Для переговоров избрали Томаса Мора. Монарх не видел его несколько лет. Пришлось наводить справки, прежде чем встретиться с философом. Оказалось, что Томас сделался незаменимым советником мэра Лондона и шерифа по вопросам законодательства. Знания юриста, деловитость и добросовестность, ораторские способности и безупречность нравственной жизни сделали его популярным в самых широких кругах, прежде всего среди финансистов и торговых людей, чьи интересы он защищал. Его избрали в парламент, уважали за пылкий и непреклонный характер, за обширную образованность, человеколюбие и мудрость. Своими трудами мыслитель заработал солидное состояние, которое прибавил к наследству отца. У него были большой дом и большая семья.

Генрих увидел невысокого стройного человека в строгом костюме. Ему можно было дать не более двадцати пяти, хотя тот был старше лет на десять или двенадцать. Монарх растерялся:

— Давно не виделись, Томас.

Мор поклонился:

— Очень давно.

Не знал, с чего начать разговор:

— Говорят, ты стал миротворцем.

Мор нисколько не был смущён:

— Как вы стали воином.

Неловко спросил:

— Чем ты теперь занимаешься?

Собеседник ответил спокойно и просто:

— Я адвокат.

Генрих оживился:

— И больше не занимаешься изящной словесностью?

Философ улыбнулся широко, доброй улыбкой:

— Времени мало, но всё-таки занимаюсь.

Король удивился, что это всё ещё ему интересно:

— Чем же ты занимаешься нынче?

Мор помолчал, точно подумал, стоит ли об этом теперь говорить, и всё же сказал:

— Составляю историю Ричарда Третьего.

Монарх был удивлён:

— Убийцы?

Томас внимательно посмотрел и ответил уклончиво:

— Деспота.

Разговор оживился, точно Генрих был ещё юношей, а философ учителем вместе с Колетом и Маунтджоем:

— Мне в назидание?

— Нет, в научение.

— Разве ты помнишь его?

— Мне было лет семь или восемь, когда его убили в сражении, но его помнил отец и много рассказывал мне.

— Но ведь этого мало для серьёзного исторического труда. Разве так работали Плутарх и Светоний?

— Вы правы, милорд. Я читаю и сравниваю хроники Холиншеда, Графтона, Холла и Стау. Ещё помогает француз, Филипп де Коммин. Очень советую прочитать.

— Тоже нравоучение?

— Нет, научение.

— Что же, доставь мне его.

— Непременно, милорд.

Он освободился от робости, которую испытывал в юности и о которой давно позабыл, вновь Почувствовал себя королём и уже громко, резко сказал:

— Впрочем, всё это потом, когда-нибудь на досуге. А теперь с чем пожаловал, Томас?

Мор выпрямился и твёрдо ответил:

— Парламент просит, милорд, снять ваш запрет. Многим грозит разорение. Это плохо для всех. Плохо и для вас, короля.

Государь вспыхнул:

— Фландрия даёт Карлу вчетверо больше доходов, чем ограбление заморских индейцев. Я её разорю и тем уничтожу его.

Мор остался спокойным и рассудительным:

— Прежде вы разорите Англию и себя.

— Боюсь, мне этого никогда не понять!

— Отчего ж. Этого нельзя не понять. В торговле с нами Фландрия не нуждается, а мы без торговли с Фландрией просто погибнем.

— Они торгуют с нами, мы торгуем с ними, а между тем Фландрия богата, тогда как Англия бедна? Как так?

— Вы правы, милорд. Торговля — источник богатства и процветания. Но мы вывозим только грубую шерсть наших овец и плохо обработанное сукно, тогда как с Фландрией торгует весь мир. Испанские корабли с серебром и золотом заморских индейцев направляются прямо в Антверпен, его гавань ежедневно принимает сотни судов. В Антверпене заводят свои товарищества торговые люди из Португалии, Испании, Италии, Венеции, Австрии, даже Оттоманской империи. Каждый день по улицам этого города катится не менее двух тысяч повозок с товарами всех видов и самого высокого качества. В мастерских заняты тысячи мастеровых. Между прочим, они дорабатывают наше сукно и получают материю высшего качества, чего мы делать пока что не научились. Во Фландрии работают все. Работу и достойную плату за труд может найти даже пятилетний ребёнок. Фландрия процветает, тем не менее тамошние граждане чуждаются роскоши. В большинстве своём это люди добропорядочные, трудолюбивые, набожные и скромные. Они любят учиться. Начальное образование распространяется даже между крестьянами. Благодаря благосостоянию и умению читать и писать граждане Фландрии пользуются довольно широкой свободой. Города, провинции, сословия, товарищества торговые и ремесленные имеют свои привилегии. Каждый налог вводится только после того, как его утвердят генеральные штаты, в которых имеют равное представительство дворяне, духовенство и города.

— Не может этого быть! Ты рисуешь мне рай на земле!

— Многое может быть, очень многое из того, что представляется нам невозможным, а Фландрия вовсе не рай. И там, как и везде, довольно ошибок в управлении и делах. Города и сословия слишком держатся за свои привилегии. Это ведёт к эгоизму. Эгоизм разделяет людей, разделяет страну.

— Слава Господу! Не то бы я испугался.

— Ну, нам не этого надо пугаться.

— Отчего же?

— Во Фландрии трудятся все, оттого она и богата. В Англии почти половина жителей не знает труда, оттого Англия и бедна.

— Не может этого быть!

— Сами судите. Фландрия не имеет аристократов, тогда как у нас громадное количество лордов, и несмотря на войны, в которых многие из них перебиты, их не становится меньше. А ведь это трутни, сами не трудятся, живут чужими трудами, сдают в аренду поместья и чуть не до живого мяса стригут арендаторов, что не способствует росту их богатства. И это бы ещё ничего. За счёт арендатора живут сотни слуг и телохранителей лорда, и если аристократ разоряется или уходит из жизни, эти сотни здоровых людей остаются без крова и пищи, а делать ничего не умеют. Тогда они голодают, живут подаянием или разбоем, отчего Англия не становится ни добропорядочней, ни богаче.