Николай Кочин - Князь Святослав

- Упадёшь, дурак! Братцы, не дайте ему погибнуть, ловите!

Но никто не двинулся к мачте, и многие засмеялись. На глазах потрясённого Улеба тот вдруг сорвался с места, перевернулся в воздухе и на лету ухватился за канат голенью и вдруг принялся вертеться колесом. Сердце Улеба замерло, он даже перестал кричать, только зажмурился, этого волненья он не знал даже тогда, когда шёл с рогатиной на медведя.

- Эти греки - чисто черти. Какие диковин у них нет, недаром и у нас завелись люди ихней веры.

Акробат-смельчак поднялся на канат, пробежал по нему бегом, а потом встал одной ногой, другую поднял и начал скакать. Ему подали лук и стрелы. Держась на одной ноге, он натянул лук, пустил стрелу, пролетевшую над головами зрителей, попал в цель.

- Хорош! - закричал Улеб. - Стрелок хоть куда! Давай к нам.

Он наступил на полу длинной одежды сановника и поставил на его лысину локоть. Улеб был зачарован. Как ни старался чиновник снять с лысины локоть Улеба, ничего не выходило. Сановник вздохнул и больше не противился. Кто знает, какую роль будет играть этот нахал-варвар в жизни Византии. Много было славян на высоких постах и при дворе.

Когда акробат спустился с каната и стал собирать деньги, Улеб бросил ему горсть номисм. Это не позволяли себе и знатные зрители. Слух о русских щедрых послах распространился на ипподроме. А сановник, которому Улеб колотил по лысине, даже был польщён. Всадники, стоявшие на конях, на всем скаку успевали улыбнуться Улебу. И чтобы доставить ему удовольствие, один из наездников на всем скаку спрыгнул с лошади на землю, уцепился за хвост, повис, изловчился, вскочил на круп, нырнул под брюхо, очутился с другого боку и уже нёсся во весь дух, держась за холку. Сам черт не так ловок!

Улеб бросил ему монеты. И не слезая с лошади, наездник головой свесился вниз и собрал монеты. После того один чудак поставил шест на голову, а на шест сосуд с водой, и так бегал по арене и вода не проливалась. А другой чудак подбрасывал вверх деревянный шар, ловил его спиной, локтями, ногами… Много было всяких чудес. После представления артисты окружили русских послов, перезнакомились. Артисты сказали, что если бы они были не циркачи, то пригласили бы послов на чарку, а так не решаются, потому что циркачей в быту презирают.

- Вот и дураки, - сказал Улеб, - пошли выпьем.

- Ни один вельможа никогда не одарял нас таким вниманием, - заметил канатоходец, прижимая руку к сердцу.

Улеб пригласил артистов в харчевню «Хорошая еда», где собирался люд поскромнее. Там Улеб пил больше всех, но хмелел меньше всех. Он пел песни, обнявшись с комедиантами, а ромеи ему подпевали, сгрудившись около столика, и пили на дармовщину. В полночь они дошли до дворца, оглашая воздух нескромными припевками.

Во дворце у каждого посла была богато обставленная комната со слугою. Но фактически они жили в одной комнате, спали на полу, ложиться на роскошные постели они не решились. Внесли в комнату конские потники, вместо перин; а вместо подушек, спали на сёдлах. Царские слуги были в отчаянии. Им нечего было делать, и они думали, что ими недовольны. А еду, которая подавалась с царской кухни, они отдавали слугам, потому что она им не нравилась. Оливковое масло, которое подмешивалось ко всем кушаньям, вызывало в них тошноту. Рыбный соус, любимое блюдо ромеев, который они употребляли даже в бараниной, вызывал в них отвращение.

Рицинат, столь ценимый в Романии, заслужил у послов насмешку. Запах смолы заставлял их вспомнить свои сосновые леса и дёготь, которым они смазывали кожи и колеса телег. Послы весело шутили, дескать, ромеи, видно, находят нужным смазывать дёгтем и свои внутренности. Они закупили на рынке дичину, пшено, велели сварить всё это в корчагах с луком: хлебали щи и уминали мясо и кашу с салом. Всё это порождало во дворце массу анекдотов. Весёлые эпиграммы придворных поэтов переходили из уст в уста. И даже сам Цимисхий хохотал до колик в животе, когда ему передали, что маринованную рыбу послы приняли за падаль и обиделись, говоря:

- Мы на Руси никогда не ели эту стервятину и даже смерды не давали её дворовой собаке.

Царь приказал варить для них мясо и кашу в неограниченном количестве, и послы были очень довольны.

Наконец василевс их принял. Послов ввели в Священные палаты, как водилось, под руки. Их вели с таким расчётом, чтобы они могли походя обозреть всю безумную роскошь дворца и вдоволь надивиться на красоту убранства. И послы действительно были очень изумлены этим обилием комнат, коридоров, переходов, блеском золота, обилием шёлковых тканей, драгоценных камней. В палате трофеев они увидели множество дорогих одежд, доспехов, вещей, которые были взяты во время походов у неприятеля. Послы прикладывали ладони к прекрасным мозаикам, гладили их, опасливо осматривали руки после того, как коснулись блестящих украшений: трав, цветов, деревьев, всяких причудливых узоров. Яркость красок, ласкающих глаз, приводили их в неописуемый восторг, они любовались ими с чисто детской наивностью. И останавливались перед каждой дверью, расписанной золотом, убранной резной слоновой костью, пытаясь разгадать замысловатую тайнопись орнамента.

Их сознательно задержали перед входом в Священные палаты, чтобы они тут увидели хитро устроенные часы и золотые органы в то время, когда наверху певчие дивными голосами воздавали хвалу несравненному могучему василевсу. Царь между тем то и дело посылал своих царедворцев, чтобы они узнавали и докладывали ему о поведении и настроении послов. Как они тщетно ищут певчих, скрытых от глаз на хорах, как с раскрытыми ртами смотрят на плафоны, как ходят точно угорелые вокруг воркующих органов, ощупывают пурпурные занавеси.

Всё это докладывалось, разумеется, в преувеличенно юмористических тонах, с чувством превосходства и с подчёркнутой надменностью к русским варварам. Довольный царь усмехался, усмехались и сами царедворцы.

Наконец послов ввели к царю. Отдёрнулся пурпурный занавес, и вошли наши послы в золотую палату, устроенную звездою наподобие храма и увидели в восточной впадине престол, на котором восседал Цимисхий, а над ним сияло изображение христианского бога. Они застыли в удивлении. Никогда не видели ничего похожего и даже удивительные рассказы киевских купцов, бывавших в этих местах, им показались теперь далёкими от чудесной действительности.

Свод палаты возвышался обширным куполом с окнами, через которые лился солнечный свет, играющий на паникадиле и на мозаичных украшениях. Пол был выстлан мозаикой с порфировою плитою посередине. Вверху палаты пики купола, на хорах придворные женщины в блеске золота и изумрудов величаво наблюдали церемонию приёма.

Зачарованные послы оглядывали знатных сановников, щурились от блеска их одежд и золотых украшений. Царь был очень польщён смущением русов. Тут вдруг грянула музыка и лежащие у престола золотые львы мгновенно зашевелились, поднялись на лапы и разинули свои огромные пасти. Из их гортаней вылетело дикое рыканье, послы попятились. Но Улеб, мгновенно выхватив из-за сапога с чугунной рукоятью нож, с одного маха разнёс льву голову. Опомниться не успели, как он набросился и на другого льва и отбил ему половину пасти. На ковёр у подножия трона покатились куски разбитой бронзы. Приближенные царя побледнели. Такого скандального нарушения этикета не потерпел бы ни один василевс.