Виктор Юнак - Тамбовский волк

Ленин снова сделал небольшую паузу, но теперь уже просто, чтобы передохнуть. Годами накопившаяся усталость и последствия ранения всё больше начинали сказываться на его здоровье.

— И мы думаем, что если рассчитывать правильно, то при всей сознаваемой глубокой розни экономических интересов пролетариата и мелкого земледельца расчёт будет в нашу пользу. Поезжайте к себе домой и расскажите всем, всем, что сами себя разоряете. Нужно приняться за восстановление хозяйства, организовать кооперативы для совместной обработки земли. Помогайте советской власти налаживать всё народное хозяйство.

— Если же теперь крестьяне будут обижены властью, сообщайте в губернию, — Ленин прощался с крестьянами. — Он встал и провожал их до двери. — А если губернская власть не примет во внимание, обращайтесь в Москву, в Кремль, ко мне. Можно письменно и лично.

Мужики не всё поняли из того, что сказал Ленин. Но сам факт того, что он их принял сразу и с любопытством сначала выслушал, а потом уж высказался сам, подействовал на них благоприятно. В конце беседы они пожали ему руку и, поклонившись едва ли не до земли, вышли в коридор.

— Вот это правитель, вот это действительно голова государства, с этим не пропадём, — в восхищении покачивал головой Кобылин, пытаясь найти поддержку у своих земляков.

Троцкий иногда подшучивал над уступками Ленина, когда тот встречался с мужиками из деревни.

— Как до мужика дело дойдёт, Ильич всегда оппортунист, — с усмешкой приговаривал Лев Давидович.

Гражданская война почти везде в России уже завершилась. Советская власть не только в центре, но и на местах постепенно укреплялась. Необходимости в огромной армии уже не было. Для того, чтобы бороться с отдельными очагами сопротивления достаточно было сконцентрироовать в эпицентре этих очагов отдельные части, усиленные всевозможной техникой. Вот и в Средней Азии война закончилась. Набеги отдельных отрядов басмачей — это всё-таки не крупномасштабные войсковые операции. Половина частей Красной Армии была переведена в места постоянной дислокации (и совсем не обязательно на территории Средней Азии), в оставшейся же половине прошли массовые сокращения численности красноармейцев и увольнение их в запас.

Летом 1920 года уволился в запас и тамбовчанин Василий Кубляков, служивший в хлебном городе Ташкенте. Да только вот напоследок подцепил тропическую малярию. Месяц провалялся в военном госпитале, потом упросил начальника госпиталя выписать его: дома, мол, и болезнь быстрее отступит, да и уход за ним будет, не чета здешнему. Доктор поддался на уговоры. И вот, в самом конце сентября прибыл демобилизованный красноармеец Кубляков на станцию Вернадовка. Там же ему и сообщили, что в его родной губернии вовсю идёт партизанская война с советской властью.

Ничего, отлежусь, вылечусь, авось ещё и помогу родной власти навести порядок уже в своём доме, — подумал Кубляков; и с такими мыслями добрался до своей родной деревни Орловки Бондарской волости Тамбовского уезда. Всю оставшуюся часть осени и зиму приходил в себя бывший красноармеец. Когда же наступил март, стал подумывать о том, как бы покинуть это осиное гнездо антоновщины. Но куда там: деревня есть деревня — здесь все всё обо всех знают. И о том, что к Николаю Кузьмичу Кублякову вернулся из Ташкента больной сын-красноармеец, естественно, тоже все давно знали. Но не трогали до поры до времени: пусть, мол, человек встанет на ноги, а там и выбор сделает — с нами ли, или с краснотой. Как-никак, Кубляковы — семейство не бедное: есть своя мельница, домашняя скотина.

И вот, на семейном совете собралась вся мужская часть семьи Кубляковых — отец, старший сын, тот самый Василий, а также младшие сыновья, Александр и Степан. Решали, что делать. Решили, что житья здесь, в Орловке, Василию не будет, а из-за него плохо будет и всем остальным, потому как уже неоднократно всей семье угрожали: либо они выдадут Василия, либо их дом сожгут. К тому же, стали "реквизовать" у них домашнюю скотину. Наконец, все вместе пришли к согласию на время покинуть родные места. Отъезд назначили на 14 марта, на первый день великого поста, когда многие мужики и бабы будут заняты другими заботами, и им будет не до надзора за Кубляковыми.

Но не тут-то было. Каким-то образом антоновцам стало известно о дате отъезда (ведь сборы в дорогу такой большой семьи всё-таки хлопотное дело, а может, просто так совпало), и накануне , 13 марта, на любимый русским людом праздник — прощёный день масленицы, на дом Кубляковых совершил налёт небольшой отряд антоновцев из семи человек, во главе с Иваном Антиповым. Впрочем, удача сопутствовала Антипову уже в дороге: они наткнулись на Василия на дороге, когда он возвращался с мельницы, принадлежавшей его отцу, в Орловку. Окружив Василия, антоновцы отобрали у него книжку с документами и под конвоем вернули на мельницу. Но там никого, кроме матери, не было.

— Где Николай? — спросил Антипов у Кубляковой.

— Разве ж он мне докладает, куды ходит, — ответила женщина и стала креститься.

Трогать её не стали. Антипов кивком головы указал двум своим людям оставаться в доме в качестве часовых, а сам с остальными бросился на поиски старшего Кублякова. Спустя некоторое время привели и его самого.

— Ну что, коммунарский прихвостень! — воскликнул Антипов. — Счастливой жизни при обшем хозяйстве захотелось?

Антипов посмотрел на своих людей и те в голос захохотали.

— Чтоб и мельница твоя, и коровы с лошадями, и баба твоя были общими для всей Орловки!

Взрыв хохота снова потряс дом.

— Ну что, Николай Кузьмич, може, прежде, чем делиться с коммунарами, поделишься и с нами?

Антипов подошёл к Кублякову-старшему и плёткой чуть приподнял ему подбородок.

— Нету у меня ничего, — уставшим голосом ответил Кубляков. — Всё, что было, забрали либо ваши, либо коммунары.

— Врёшь, поди! — не поверил Антипов.

— Ну, тады ищите сами.

— А и найдём, — обозлился Антипов и со всего маху врезал Николаю Кублякову плёткой. — Гуляй, мужики, — подал он команду.

Дважды повторять не пришлось. Пятеро принялось рыскать по дому, а ещё один присоединился к своему вожаку в стегании плёткой хозяина дома. Когда же сундуки со скрабом были опустошены, Антипов велел пойти в деревню и найти две подводы с подводчиками.

Уложив всё награбленное в одну подводу, отцу и сыну Кубляковым велели садиться в другую.

— Трогай к Кочетовке! — приказал Антипов подводчикам.

Но тут один из них, парнишка лет шестнадцати, Тимофей Морозов, стал отказываться. Между Орловкой и Кочетовкой была большая глухая лощина и все местные знали, что партизаны любили расправляться со своими врагами именно в таких лощинах.