Виктор Юнак - Тамбовский волк

Многие сельские учителя и фельдшеры переходили на сторону мятежников. И даже возглавляли сельские штабы, превращавшиеся затем в комитеты СТК.

Тридцать-сорок всадников врывалось в очередное село, собирали крестьянский сход, на котором и решались поставленные задачи, объединённые единым лозунгом: "Мы, антоновцы, теперь власть!". Выходили из подполья антоновские агенты и принимали на сходе резолюцию: "Долой вампиров-коммунистов! Долой Советы! Да здравствует Учредительное собрание! Все в ряды партизанской армии Антонова!".

Под всеобщее молчание принималась эта резолюция. Но мужики не расходились, ждали, что же будет дальше.

— Первым долгом нужно собрать всех коммунистов, советчиков, милиционеров, агентов разных и прочих кровопивцев, а там видно будет. Понятно всем?

Чего ж такое не понять. Мужики согласно кивали. А дальше было уже не для всех.

— Ну, расходись, мужики, а штаб останься.

Толпа расходилась, но не везде одинаково. Где молчком, где с одобрением, а где и с вопросами:

— Что, бишь, такое? Это что ж получается: коммунистов теперича не будет?

— Нам-то, пожалуй, всё равно. Кто бы ни был, хоть чёрт, лишь бы не трогали.

— Нет, старики, нам не сдобровать через эту шпану, — осмелился им возразить двадцатилетний парень, о котором в деревне знали, что это комисованный с фронта по болезни красноармеец.

Мужики оглянулись вокруг, нет ли рядом глаз и ушей антоновских: тогда ведь и им не сдобровать. Однако красноармейцу было всё равно. Он продолжал гнуть своё, но уже ни к кому не обращаясь:

— Видно, отсюдова нужно удирать подобру-поздорову, а то придётся с вами вместе расплачиваться перед своими же товарищами.

Мужики же решили, пока не поздно, разойтись по своим домам:

— А ну, как в штаб этот донесут, пропадёшь не за понюх табаку.

Значительное оживление стало наблюдаться на хуторах между Верхоценьем и Александровкой, вплоть до Каменки. Так, на Козолаевских и Олонцовских хуторах эсер Александр Павлович Олонцов с сыном Иваном организовали свой отряд. В районе же деревни Александровка создан отряд под командованием Гаврилы Сергеева и фельдшера Ивана Морозова. В деревне Бахаревка верховодил Егор Камбаров...

Из многих волисполкомов стали поступать донесения о налётах антоновцев. Началась лёгкая паника. Волостные исполкомы вновь начинают стихийно эвакуироваться. Вот выдержки из донесения Каменского волисполкома, эвакуировавшегося на станцию Чакино:

"Особо уполномоченному Губвоенсовета и Губкомпарта т. Белякову. Донесение. Работа ВИК идёт совершенно плохо ввиду частого появления разведки банд Антонова. Работу производим почти подпольно. Вывоз продовольствия невозможен без реальной военной силы ввиду угроз со стороны населения и банды. В населении волости идёт полная анархия. Лес при дер. Волхонщине вырублен почти до основания. ВИК приостановить не в силе. Канцелярских принадлежностей нет. Некоторые отряды Красной армии производят полное безобразие".

Из других волостей сводки были почти идентичными. Действия красноармейцев только подливали масла в огонь. К концу октября начались усиленные нападения антоновцев на волостные исполкомы с захватом в плен и убийством ответственных работников. Коммунисты вынуждены были все волисполкомы эвакуировать, а вместо них на местах организовать ревкомы со всеми их правами и полномочиями. Декретом же губернского ревкома объявлена добровольная явка дезертирам и всем мятежникам, сознательно или бессознательно пришедшими к Антонову. Ревкомы были созданы в Сампуре, Ивановке, Знаменке, Княже-Богородском и Большой Липовице под общим руководством Сампурского ревкома. Впрочем, являться с повинной партизаны пока особо не спешили. Не пришло ещё, видно, время.

В первых числах ноября 1920 года отряд Григория Колесникова напал на продотряд в воронежской слободе Старая Калитва. Из 60 продотрядовцев в живых осталось только сорок. А 7 ноября, в день третьей годовщины октябрьского переворота, рано утром, будоражащие душу звуки набата понеслись над соседней слободой Новая Калитва и её окрестностями.

Крестьяне, привыкшие ко всяким неожиданностям, с тревогой выскакивали из своих жилищ. Уж не пожар ли? К счастью, ни кровавого зарева, ни его отблесков вокруг не было видно. Лишь по улице скакали всадники, громко покрикивая на мужиков:

— Все на площадь! На сход!

Довольно быстро площадь заполнилась людьми, зашумела, заколыхалась. Ни одного милиционера, ни одного работника слободского Совета и видно не было. Их своевременно разогнали конники, с карабинами за плечами и обрезами в руках.

— Тише! — вдруг пронеслось над толпой.

Люди притихли, повернули головы в сторону слободского Совета, на крыльце которого показалось несколько человек.

— Граждане слобожане! Сейчас вам скажет слово командир повстанцев революционного времени Григорий Колесников, — выкрикнул стоявший на крыльце довольно щуплый, с трясущейся бородкой и обрезом в руке мужичок.

— Гляди-ко, Петро, и вправду Гришка Колесников, — толкнул локтем в бок соседа лохматый, крепкий мужик.

— Он! — подтвердил сосед. — Токмо ещё весной, кажись, служил он у красных.

— А тут либо у красных, либо против. Кому как ндравится, — вступил в разговор третий.

Колесников же уже начал говорить, выступив чуть вперёд. Сначала посочувствовал братьям-крестьянам, хозяйство которых подорвала сначала война, а потом голодранцы-большевики. Затем прошёлся по городским рабочим, привыкшим бездельничать и сидеть на шее у мужика-пахаря.

— Те, кто хорошо работал, позволяли себе покупать продукты у крестьян, а бездельники-голодранцы, как в селе, так и в городе, привыкли сидеть на шее у крестьянина. Комиссары совершили захват власти именно с помощью таких голодранцев, а когда поняли, что хлеб им просто так никто отдавать не будет, ввели свою продразвёрстку, подчистую выгребая из наших закромов всё, что мы собрали своими руками.

— Правильно говоришь, Григорий! — выскочил на крыльцо дородный мужик, слегка оттеснив Колесникова. — Самим жрать нечего, а коммунисты твердят одно: "Давай хлеб!" Надо смертью казнить тех, кто за ним из городов пришёл. И тем, кто городским комиссарам помогает, пощады не давать!

— Верно гутаришь!

— Бей комиссаров!

— Бей продотрядчиков!

Колесников подождал, пока утихнет шум, и продолжил:

— Мы сами должны защитить себя от комиссародержавия! Кроме нас этого никто не сделает! К оружию, мужики! И горе тому, кто откажется идти с нами!

Мужикам всё стало ясно. Отстаивать своё добро, конечно, хорошо. Но где гарантия, что завтра тебя в Чека не загребут? С другой стороны, не пойдёшь к Колесникову, и хату спалят, и детей не пощадят...