Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл

Шутка не нашла понимания.

– Он многое знает, – вполне серьёзно ответил товарищ. – Он поможет тебе. Только сперва расскажи ему свою историю. Он собирает всякую всячину. И слухи, и сведения, и документы. О том, что в империи делается и за её пределами. Слушает, обдумывает, записывает. В обмен на рассказ, глядишь, и подскажет тебе, как лучше с делом управиться.

Тайный ход вывел прямо под келью. Каменная плита прикрывала дыру в тёмном углу. Они выбрались и осмотрелись. Помещение имело оконце – узкую щель толщиной в руку и длиной в несколько пядей. Но даже в разгар дня света едва хватало, чтобы различать очертания предметов.

Обросший узник сверкнул в полутьме глазами. Он ожидал гостей, а возможно, услышал, как они пробираются подземельем. По крайней мере, не удивился их появлению. Трифон протянул корзину с едой, а Скоморох – кувшин разбавленного вина.

– Бумагу принёс? – первым делом спросил Никифор.

Сумконоша, кивнув, вытащил из-за пазухи свёрток.

– Негодяи не позволяют мне писать, – пожаловался историк, выкладывая бумагу на стол. – Отбирают свечи, чернила, всё что найдут. А потом и воды лишают на несколько дней, чтобы отбить охоту к письму.

Трифон, кивнув ещё раз, протянул свечи и плошку с чернилами. От нытья узника он отмахнулся, как от назойливой мухи. Видимо все тайные посетители опального учёного уже вдоволь наслушались стенаний и не могли каждый раз искренне сопереживать, несмотря даже на глубочайшее к нему почтение.

А потому Григора, заметив новичка, воспользовался его присутствием, чтобы ещё раз пожаловаться на судьбу.

– Подумать только! – рассчитано всплеснул руками историк. – Они выселили меня из собственного дома, где остались без присмотра книги и инструменты. Их, верно, уже растащили варвары. А меня держат в темнице монастыря, попечителем которого я же и являюсь.

Он не походил на смирившегося с судьбой нытика. Скорее, нуждался в толике сострадания и облегчении души. Скоморох молчал, но молчал так, что, казалось, сопереживает каждому слову узника.

– Те развалины, откуда начинается подземный ход, вовсе не дело рук латинян, – продолжил Никифор. – Когда-то они были домом Метохита, моего учителя и отца моих учеников. Кстати говоря, именно он на свои средства восстановил монастырь Хоры. Поднял его из руин. И чем же ему отплатили? Обеспечили старость и достойный уход? Нет же! Изгнали из города, как шелудивого пса, разорили имение. Неблагодарные свиньи…

Никифор вдруг замолчал. Заслонил собой дверь и знаком приказал гостям замереть. Они окаменели, став частью стены.

За дверью послышались шаги… Кто-то, тяжело сопя, прошаркал мимо кельи.

– Брат Афанасий, – пояснил историк, чуть позже. – Понёс воду в конюшню и, как водится, забыл про меня. Что ж, лошади нынче куда ценнее учёных. Скоро животные станут и думать за них.

Узник ещё некоторое время бормотал, проклиная неблагодарных монахов и всеобщее падение нравов. Затем немного успокоился.

– Что нового на свободе? – спросил он.

– Всякого много, – ответил Трифон. – В Трапезунде по слухам беспокойно. Фарид ушёл туда с купцами, но ещё не вернулся. Генуэзцы замирились с венецианцами. Жаль, слишком быстро замирились, не успев всерьёз потрепать друг друга. Что ещё? Московский священник прибыл с надеждой получить должность митрополита. Когда Каллист ему отказал, он завалил весь двор серебром и добился постановки Филофея. Ну, об этом ты уже слышал, наверное…

– Продажные твари… – воскликнул Никифор, будто только и ждал, когда речь зайдёт о патриархах. – Они торгуют должностями, пытаясь урвать кусок до полного краха. Набивают утробу, приближая тот миг, когда ожирение сделает их лёгкой добычей поганых сарацин. Никто не думает о стране, о вере. И они ещё смеют называть себя праведниками! Конечно, в сравнении с алчным безумством, которое свирепствует на латинской половине христианского мира, наши пастыри выглядят не столь дико… Да только на вышнем суде грехи не станут измерять путём сравнения. Каждый будет отвечать за себя, и только!

Никифор говорил с таким жаром, будто сочинял очередную главу исторического трактата. Вполне вероятно, так оно и было.

Трифон дождался, пока гнев мудреца не повернул на спад и представил спутника.

– Этот человек прибыл к нам с севера, как раз, чтобы помешать русскому викарию.

Никифор взглянул на Скомороха.

– Как умер Феогност? – спросил он.

– Скорее был убит, – поправил новгородец. – Убит жуткой тварью, которую Алексий держал до поры в веригах, но не смог совладать с ней. Или не захотел. Впрочем, власти всё свалили на моровое поветрие.

Никифор качнул головой.

– Я знавал вашего покойного митрополита. Он ведь отсюда. Встречался с ним пару раз ещё в молодости. А потом слышал, будто он писал патриарху против Паламы… Так, значит, на его место стремится Алексий?

– Да.

– Однако он ведь уроженец Москвы?

– Нет. Я слышал, его предки из черниговских князей. Или из брянских.

– Всё равно. У нас не принято ставить на митрополию местных священников. Они зачастую зависят от власти и действуют вопреки интересам веры.

– Как будто здесь по-другому, – буркнул Скоморох. – Тем не менее, он прибыл в Город за назначением, а получив отказ от Каллиста приложил руку к его опале и поспешному бегству. Поверь, летописец, это страшный человек. Для него не существует преград. Он добьётся своего, рано или поздно. Остановить его способна единственно сталь.

Похоже, личность московского священника заинтересовала Никифора.

– Расскажи мне об Алексии.

Гость и узник поменялись местами. Теперь уже Скоморох, давно не имевший столь благодарного слушателя, воспользовался любопытством летописца, чтобы выплеснуть накипевшую злобу. А рассказать ему было о чём.

Никифор скорописью делал заметки, иногда задавал вопросы. Наконец, получив представление о новом деятеле церкви, а значит и новой стороне византийских интриг, устало присел на своё жёсткое ложе. Выпил из кувшина. Насупился.

– Здесь больше воды, чем вина, – упрекнул мудрец Трифона.

– Ты без привычки окосеешь и от такого, – буркнул сумконоша.

Сделав ещё глоток, Никифор полез в устроенный под ложем тайник, и достал из него ворох исписанных листов. Тщательно проверил, всё ли на месте, осторожно перевязал лентой и протянул свёрток Трифону.

– Здесь последние записи. Главным образом о правлении Андроника и отношениях с османами. Нужно сделать как можно больше списков. Один сохрани у себя до моего освобождения, другой переправь Агафангелу. Пусть он тоже снимает списки и распространяет дальше. Возьми у него денег и найми хороших писцов. Кто из моих учеников ещё на свободе? Раздай каждому по копии. В венецианском квартале живёт торговец по имени Марко. Ему занесёшь один список. Пусть увезёт его за пределы империи. Возможно, хоть там записи уцелеют.