Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл

– Хочу сам посмотреть, что там да как, – сказал Константин Борису. – Ты оставайся покуда здесь с женой, а через неделю-две встретимся в Нижнем.

Жена была ещё слишком юна, чтобы с ней был смысл оставаться, но Борис не стал возражать. Он подумал сколотить что-нибудь путное из руководимого Тимофеем местного ополчения. Его собственная дружина казалось ему теперь слишком маленькой для серьёзного дела. Конечно, она значительно приросла городецкими боярами, но князю хотелось обладать настоящим войском.

Устье Суры. Август 6862 года

По лесной тропе шёл человек. Его плащ изветшал, а сапоги стёрлись. Сбитые в космы волосы давно скучали по гребню, а кожа зудела, мечтая о горячей воде и паре. Встречный принял бы прохожего за странствующего старца, паломника, возвращающегося из святых мест. Вот только не было на сотню вёрст вокруг ничего даже с толикой святости, и старцы не бродили здешними тропами. А любой встречный почти наверняка оказался бы разбойником или беглецом, и прохожего не ожидало бы от такой встречи ничего доброго.

Правда, этот сумел бы постоять за себя. Лохмотья прикрывали мощное бугристое тело, а посох в умелых руках легко становился оружием. Ищущий лёгкой поживы разбойник жестоко обманулся бы – кому придёт в голову, что по диким лесам один-одинёшенек, в жутких отрепьях может странствовать недавно поставленный на Русь митрополит.

Он шёл один. Шёл землями, которые источали враждебность. Шёл туда, где его ненавидели ещё больше. Вместо того, чтобы вернуться в Москву и, засучив рукава, взяться за дело, он вынужден был пробираться на Русь с чёрного хода.

Алексий почесался. Он вторую неделю не проверял одежду, боясь, что найдёт в её складках копошащихся вшей. Всё равно переодеться не во что, так лучше не видеть этой мерзости вовсе.

Ордынская столица осталась далеко позади. Митрополит не задержался в ней надолго, не стал разыскивать Джанибека. Летом, когда двор перебирается в степи и кочует, это вообще непростая задача, но священника остановили вовсе не трудности. У Джанибека, добиваясь поддержки, сейчас гостил князь Иван. А видеться с ним Алексий себе запретил. Проклятье запечатало двери друзей.

Поэтому, он встретился лишь с Тайдулой, которая распоряжалась царским двором, пока мужа носило по степям. Передав царице скромный подарок, рассказал о Константинополе. Переговорил о льготах для церкви, о прочих вещах, некогда значащихся среди важных, но ныне отнесённых им к пустякам. Он не настаивал, не упорствовал и потому расстался с женщиной едва ли не другом.

Теперь Алексий шёл на Русь. Шёл пешком, хотя дорога считалась опасной. Он мог бы легко получить место на купеческом корабле – торговцы благоволили к странникам и цену не задирали. Единоверцы и вовсе доставили бы его, куда нужно, бесплатно. Но он не хотел напрасных жертв. При всей своей склонности укладывать людей под ноги и топтать, словно гать на пути к высшей цели, он вовсе не получал удовольствия от пролитой крови невинных. Мёртвые рыбаки до сих пор стояли перед глазами. Их гибель, конечно, не стала совсем уж бессмысленной. Только увидев распухшие тела греков, Алексий до конца уверовал в действенность проклятия. Теперь он знал наверняка – любой, кто приютит его, расплатится жизнью или успехом.

Это знание не требовало дополнительных подтверждений. Вот почему митрополит выбрал одиночество.

Всё нижнее течение Суры перекрывала засека. Пока ещё худосочная, способная вызвать лишь короткое замешательство у конной лавины, что внезапно наткнётся на неё. Но работа продолжалась, укрепление быстро набирало мощь. Тут и там стучали топоры, переговаривались люди. На речных поворотах ставились сторожевые башенки, между ними сновали разъезды.

Алексий не удивился, увидев приготовления, но поразился размаху. Да, старый князь многое успел сделать. Если ему позволить довести начинания до конца, то не успеешь и глазом моргнуть, как здесь возникнет серьёзный рубеж. Рубеж, который не только и не столько остановит орду, сколько навредит московским князьям. Ведь безопасный островок русских земель притянет к себе многих.

Нужно спешить. Опередить Константина. Нанести ему удар, которого тот не ждёт.

Дьячок выскочил из шалаша, вытаращив глаза и истошно воя. Длинные чёрные волосы трепыхались на бегу неопрятными прядями. Ни дать ни взять – упырь полуночный.

– Ты куда? – удивился Кисель. – Приснилось чего?

Отбежав от шалаша на безопасное расстояние, парень оглянулся. Никого за спиной не узрев, прекратил выть и, успокоившись, подошёл к костерку. Присел, отдышался.

– Бычок, гадёныш, под накидку змею дохлую подложил, – объяснил он причину испуга. – Как пойду его менять, по шее получит, придурок.

Кисель нахмурился. Ума нет у городских. Шутят такими вещами. Ладно, если окажется, что Бычок змею уже мёртвой нашёл. А если убил, или того хуже, убил только с тем, чтобы товарища пугнуть? Вот же послал бог помощников! Тут по их глупости скорее сгинешь, чем от вражеских стрел.

– Поди подмени его, – приказал старшина.

– Да я ж только-только сменился, – удивился Дьячок.

– Иди, – повторил Кисель. – Ненадолго. Мне переговорить с ним надо.

Но устроить помощнику выволочку не получилось. Дьячок почти сразу вернулся и доложил:

– Сюда путник какой-то идёт. Приметил костёр и идёт. Выпроводить?

Пока старшина размышлял, выпроваживать оказалось поздно. Прохожий уже ступил на полянку и, осенив сторожей крестом, приблизился к костру.

– Мир вам, люди добрые.

В отблесках пламени, Кисель разглядел одежды священника. Изрядно потрёпанное, но некогда богатое платье. Золотое шитьё, дорогая ткань… Либо на заставу занесло важную птицу, либо разбойника, что подловил эту птицу чуть раньше.

– Кто таков будешь, человек? – спросил старшина. – Зачем здесь?

– Дорога не близкая, – ответил прохожий. – Сбился я малость. Вот, на огонь заглянул. Хлеба и соли не прошу, но горячего выпить не откажите, Христа ради.

– Чернец? Откуда? – продолжал допытываться Кисель.

– Из самой степи пробираюсь, – старец вздохнул. – Божьим промыслом на путь поставлен.

– Дай ему поесть и воды согрей, – приказал старшина Дьячку. – А я покуда пройдусь, тропинки проверю.

Вокруг было спокойно. Лишь громадина Цепеля по-прежнему давила размерами и непонятной сокрытой мощью. Кисель так и не привык к близости черемисского оплота.

Едва он вернулся, со стороны реки послышался конский топот и ржание. Старшина насторожился, не враг ли налетел часом? Свистнул Бычку. Тот ответил условным знаком. Явились свои.

Скоро Бычок привёл к костру целую гурьбу, в которой Кисель узнал нижегородских бояр и князей, а во главе этой свиты увидел великого князя Константина Васильевича.