Кейт Мэннинг - Мoя нечестивая жизнь

– Найн, найн, найн.

В конце концов я плюнула и оставила свои попытки. Так что я орудовала у изножья кровати, а она – у изголовья. Мы были партнерами. Как старая супружеская пара. А моя Аннабелль и ее Вилли росли как брат и сестра. Немало дней эти два зайчонка провели вдвоем – вместе пили чай и вместе спали днем в детской нового дома, который мы купили в 1872-м всего в одном квартале от новой клиники. Все четыре этажа на Либерти-стрит, 129 мы приобрели за сумму, какую я и вообразить-то не могла еще два года назад, когда семейство Джонс и Грета с Вилли обитали под одной крышей – будто носки в корзине.

Но на Либерти-стрит стало ясно, сколь высоко мы взлетели. Обычные люди в таких зданиях не живут. У построенного в федеральном стиле дома, с выступающими мансардными окнами, с остроконечной крышей, с темными оконными рамами, вид был чрезвычайно респектабельный. Можно сказать, что если бы дом был человеком, то это был бы почтенный джентльмен, член клуба «Метрополитен», с неизменно высоко поднятой головой, с карманными часами и солидным брюшком, перехваченным камербандом. За крыльцом следовала парадная дверь с дверным молотком в форме американского орла; бронзу начищала Маргаретт Макграт, наша горничная, которую все звали попросту Мэгги, я помогла ей несколько лет назад, когда ее дражайшая матушка привела дочку ко мне. Девочка живет с докером как с мужем, не могла бы я ей помочь? Поскольку докер уплыл в дальние края, Мэгги не могла вернуться в отцовский дом, вот она и не покидала моего заведения с момента нашей встречи. Теперь всякий раз, когда я чувствую запах лимона от газовых ламп и олифы от стенных панелей, я радуюсь, что это не мне пришлось наводить порядок.

Мои юбки издавали легкий шелест, который изысканным шепотком стлался над паркетом, когда в вестибюле я сняла свою шляпу и прошла в первую гостиную, обставленную изысканными парчовыми диванами и креслами алого генуэзского бархата с кружевными накидками на спинках. Ни одной уличной крысе или кухонной замарашке вроде меня прошлой и не мечтается пройтись роскошным коридором, заканчивающимся зеркалом в золоченой раме и отражением – портрет хозяйки дома 26 лет от роду. И меня всякий раз поражало, что миссис Энн Малдун Джонс каким-то образом проникла в зеркало благородной дамы.

Всякий раз, когда я оказывалась одна в зеркальном коридоре, я восхищалась прекрасным отражением. Привет, как дела, миссис Джонс? – вопрошала я. Все замечательно, и тебе счастливого дня, селедка Экси, не слишком-то зарывайся.

По правде говоря, мне не верилось, что зеркало с Либерти-стрит надолго сохранит этот шикарный образ. Удача всегда пробуждала во мне подозрительность. В голову лезли мысли о скоротечной чахотке, что однажды ночью явится по мое дыхание. Вопреки тому, что наши действия, явно шедшие вразрез с законом, охватывали весь город, никого не арестовали, и было ясно как день, что если когда-нибудь кого-нибудь и схватят, это буду я. Но судьба покамест мне улыбалась, почему бы и мне не улыбнуться в ответ, будь передо мной раззолоченное зеркало или застекленная дверь? За дверью находилась библиотека. Черная лестница вела вниз на кухню. Вверх – в комнаты Мэгги и кухарки Ребекки, еще одной бывшей моей пациентки, они жили на четвертом этаже. На третьем этаже располагалась детская с кукольным домиком и школьной доской, где моя дочь, мисс Белль Джонс, играла на спинете [72]и под руководством гувернантки учила буквы. Освещаемый газовыми лампами коридор вел в нашу с Чарли спальню: камчатные шторы, камин, облицованный резным дубом, кровать розового дерева с поистине королевским изголовьем – гербы, гирлянды, полумесяцы, копья, доспехи и много чего еще.

Королева Джонс, называл меня Чарли. Я возлежала на подушках в своей роскошной ночной сорочке, а он являлся, закутавшись в мохнатое покрывало, и мы играли в Ее Величество и Его Величество, воплощали в жизнь Королевский Протокол Джонсов (сперва миссис Джонс вынимает руку из рукава, чтобы продемонстрировать белое плечо, а затем оголяется другая рука, являя мощный бицепс мистера Джонса, но традиция, не говоря уже о химикалиях любви, требует, чтобы от остальной одежды избавлялись куда проворнее). В такие ночи Чарли был для меня огнем в стеклянном шаре уличного фонаря, обращающим все сомнения в дым, так что иногда средь бела дня, за рутинной работой в конторе или в клинике, меня вдруг пронзала сладкая судорога и я отдавалась чувствам, вспоминая его ласки, поцелуи и нежные слова. Я млела, и таяла, и не могла его дождаться, а он приходил глубоко за полночь, и ревность тотчас хватала меня за горло.

Детей мы больше не завели. Мы давно уже забросили всякие методы предохранения (французский и иже с ним), тем не менее столь расстраивавший нас красный флаг появлялся регулярно, и не было ему никакого дела до поглощаемых мною громадных объемов корня черного кохоша, чая из листьев малины; красный флаг чихать хотел на гадкую процедуру, которую я проделывала регулярно с яичным белком, пытаясь вызвать sheehogues , чихать он хотел на долгие молитвы и горсти соли, что я бросала через плечо, призывая удачу, – я оставалась пустой, как море возле Баттери морозным утром.

И всякий раз при его появлении я сгибалась пополам от боли и никак не могла найти для себя лекарства.

Мое состояние доктор Ганнинг описывал непроизносимыми словами. Читая его книгу, я испытывала омерзение и страх разом.

Дисменорея состоит в экссудации коагулирующей лимфатической оболочки матки в полость матки и выбросе ее из полости по частям, отсюда исключительные боли, которыми сопровождается это недомогание. Лечение заключается в местном отсосе крови из малого таза каждые две недели вкупе с очищением желудочно-кишечного тракта и овощной диетой.

Имя доктора Ганнинга часто появлялось в газетах, он был одним из самых знаменитых врачей того времени, так что я поступила согласно его рекомендациям. Грета, благослови ее Господь, удалила у меня кровь из нижнего таза, хотя сама она жаловалась на боли пуще моего. Я следовала унылой овощной диете и периодически очищала кишечник, тем не менее всякий раз мой цикл неизменно отправлял меня в постель с мигренью, коликами и тошнотой. Других детей у меня не появилось. У Белль не было ни сестры, ни брата – впрочем, как и у меня. Мне все столь же отчаянно хотелось отыскать Джо, повидать Датч, которая уплыла в синюю даль и больше мне не писала. Даже ее лживая мать, миссис Эмброз, не дала себе труда писать мне фальшивые послания. Почему? Несомненно, она дозналась, что вся ее ложь раскрылась, что Датч все знает. Подлинное происхождение Датч, сироты, папистки и беспризорницы, наверное, стало достоянием гласности. Что касается Джо, никакой информацией не располагаем , сказал мне мистер Дж. Морроу из Общества помощи детям.