Юлия Яковлева - Краденый город

– Вот бы в это окошко залезть, – сообщил за ее спиной Бобка и показал пальцем. – Грибов пособирать или ягод.

На картине был лес. В беспорядке комнаты картина и правда напоминала окно, через которое виднелись еловые лапы и поляна.

– Лучше грибов, – рассуждал Бобка. – Тетя Вера сварила бы из них суп. И мы бы его съели.

– Иди на сундук, кому велено! Жди меня там.

Танин взгляд упал на толстый томик, лежавший на полу ближе всего: «Война и миръ». А твердый знак-то зачем? Таня села на корточки. Она убедила себя, что книгу она не берет, а только смотрит одним глазком. Перевернула несколько страниц. Многочисленные точки бросались в глаза. Опять эти буквы «i»! Еще более странной была буква, похожая на перечеркнутый мягкий знак. Она тоже встречалась очень часто. А книга вроде по-русски.

– У меня живот болит, – отвлек Таню голос Бобки из коридора.

– Знаешь, Бобка, у меня, если честно, тоже живот болит, – признался Шурка. И не удержался: – Но я не ною.

Бобка насупился и отвернулся. В пальто, обмотанный толстым шарфом, он казался почти квадратным.

Шурка собрался было написать Тане: «Зачем Бобку притащила, дура?» Обет молчания после драки возобновился. Рука нырнула в карман за блокнотом и огрызком карандаша, да там и осталась. В кармане было теплее. Шурка подумал: не написать ли коротко – «Дура»? И решил: да ну ее вообще.

Люди в очереди поглядывали на дверной проем. Нервно топали, постукивали нога об ногу – то ли пытались согреться, то ли от нетерпения. От дыхания вырывались облачка пара.

Таня толкнула его в бок. Лицо у нее было нарочито-безразличное. Показала написанное: «Иди домой. Чего не идешь? Мы же с Бобкой тебя сменили».

Стоявшие рядом, однако, не выразили удивления. Эмоций на лицах было не больше, чем в воздушных шарах на веревочке. Шурка пожал плечами, не вынимая рук из карманов.

Таня вздохнула. Вынула из своего кошелечка хлебные карточки, отсчитала деньги, сунула Шурке. Убрала кошелечек обратно в карман. Но и после этого не ушла. Бобка тоже не просился.

Они втроем смотрели на белые хлопья, тихо опускавшиеся на серый тротуар. Вся очередь смотрела, как снег обозначает: вот крыша, вот карниз, вот подоконник. Причем не дом за домом, а во всем городе одновременно.

Вначале люди еще стряхивали снег с плеч, с головы, а потом всем надоело. Стояли, втянув головы в плечи, сгорбившись. Белые линии на карнизах, на крышах становились все толще.

– Шестнадцатое октября, а снег! Совсем очумели, – раздраженно сказал кто-то. Как будто и снегопад устроили немцы.

Шурка тянул шею. Впереди маячил вход, из него пахло хлебом и теплом. Именно поэтому не хотелось домой.

– Приве-е-етик!

Если бы по улице прошел жираф и заговорил, Шурка удивился бы меньше. Но это был Витька собственной персоной! Тощий, грязноватый.

Таня оттянула шарф с подбородка. Смерила Витьку взглядом: мол, что еще за мелкий? – и надменно отошла.

– И что же, тебя по дороге сцапали? – ехидно поинтересовался Шурка. – Или, может, прямо с передовой турнули?

Витька тоже подобрался. Тоже ощерился.

– Ну-у, – протянул он.

– Баранки гну, – передразнил Шурка.

– Я твой маневр разгадал, – плюнул Витька. – Самого турнули или сцапали. Так и признай.

– Еще чего! Никто меня не турнул!

– Недалеко же ты ушел… Сын полка.

– Да ты все спер и сбежал, а на меня киваешь!

– Чего?! Это ты спер!

– Я?! Да я пришел, а там уже пусто было!

– Это я пришел, а там пусто было!

– Погоди, Витька…

– Ага, – издевательски согласился Витька, – я понял. Решил в одиночку убежать, а потом, значит, струсил? Все наши боеприпасы разорил – и в кусты? – наседал он.

Шурка обомлел. По оскорбленному Витькиному лицу он видел, что тот не врет. Концы явно не сходились с концами. Но свести их он не успел.

– Мальчик, ты конец очереди видишь? – раздраженно поинтересовался кто-то.

– Вижу, – бросил Витька. То ли не понял намека, то ли сделал вид.

Всех как прорвало:

– Вот и ступай в конец!..

– Ишь какой умный! Стоять не желает! Так и лезет!

– Сперва одна стояла, а теперь вон уже трое встряли!..

Очередь пошла волной. Шурку толкнули в спину.

– Бобка, иди сюда, – дернула Таня брата.

– Ничего я не встрял. Больно надо, – хмыкнул Витька.

– Ты это… подождешь? – Шурка занес ногу над порогом.

Витька небрежно пожал плечами. Прислонился к стене, согнул ногу, уперся ботинком в стену, сдвинул кепку на затылок. Всем своим видом показывал, что ему начхать.

– Мы все сейчас выясним! – успел крикнуть Шурка и исчез внутри.

Очередь тут же потеряла к Витьке интерес. Лишь те, кто стоял у самой двери, посматривали на него все еще с подозрением.

– Вы Шуркин приятель? – сказала Таня, чтобы что-нибудь сказать.

Витькин кодекс чести учил не замечать девчонок. Но эта девочка, во-первых, была старшей, а во-вторых, сестрой друга. И как быть в этом сложном случае, Витька не нашелся. Дернул подбородком.

– Готово, – вынырнул Шурка.

В руках у него был кубик хлеба – сегодняшняя порция для всех четверых. Шурка протянул Тане оставшиеся карточки и стал запихивать хлеб в сетку. Таня щелкнула кошелечком и увидела, как глаза у Витьки остекленели. Он весь напрягся, быстрее, чем Таня успела сообразить, цапнул кусок хлеба, толкнул Шурку в грудь. Таня прыгнула наперерез. Витька ринулся прочь. Опрокинул Бобку. Врезался в Таню. Она ухватила его за куртку. Получила локтем в подбородок, зубы клацнули. Витька лягнул ее, высвободился, толкнул, Таня попятилась, села в мокрый снег. Шурка бросился в погоню.

Снег чавкал под ногами. Пустая сетка хлестала по боку. Витькины щеки ходили ходуном. Шурка все понял: Витька жевал на бегу. Погоня потеряла смысл.

Шурка перешел на шаг. Отстал. Желтовато-серые мокрые дома, казалось, опадали и вздымались в такт дыханию. Колени тряслись. Есть хотелось еще сильнее.

На трясущихся ногах Шурка вернулся к булочной.

– Таня, ты что?

Таня ползала на четвереньках у самого угла, шарила в мокром снегу. Ее пальцы оставляли серые полосы.

Крепко закутанный Бобка не мог наклониться и только спрашивал:

– Нашла? Нашла? Нашла?

– Шурка…

Обет молчания отменился сам собой.

– Таня, вставай, – перепугался он.

Поодаль все так же чернела очередь.

– Не хочу опять стоять, – захныкал Бобка. – У меня живот болит.

Таня поднялась. На коленях чернели мокрые пятна; она оттянула рейтузы, попробовала выжать, бросила.

– Не волнуйся, Бобка, стоять нам не нужно. Карточек у нас все равно нет. – И выразительно посмотрела на Шурку. – Угостили мальчика Витю, Шуриного друга.

Тон у нее был убийственно-спокойный.

Шурка хотел возразить: «Никакой он мне не друг». Но почему-то не смог.