Юлия Яковлева - Краденый город

– Что это у вас в печке? Какие-то обгорелые тряпки…

Дядя Яша вытащил на щепке горелые лоскуты, сбросил их на пол, – что-то звякнуло и покатилось. Закинул щепку в печь, прикрыл дверцу.

– А Шурка сомлел, – посетовал он. – Но ничего…

Бобка внезапно испугался: если это король так шутит?

– Дядя Яша! – крикнул он.

– Чего тебе, дикарь? – отозвался тот. Значит, был настоящим!

Дядя Яша снял со спины мешок. Вынул флягу, налил из нее в Шуркин приоткрытый рот. Потом стал растирать ему руки, ноги. И растирал, пока Шурка не закашлялся и не сел.

– Дядя Яша! – не мог поверить и он. В руки и ноги лилось тепло.

А дядя Яша уже выкладывал на подоконник кирпичик хлеба, и банки с тушенкой, и кубик сала, и бутылку, и еще одну. У него нашелся даже изюм!

– Мне дали увольнительную. Чтобы встретить Новый год, – сообщил он.

Шурка зацепился взглядом – и поднял с пола мишкин глаз. Тот лишь слегка оплавился по краям.

Огонь в печке весело трещал. Он пировал. По лицу у дяди Яши метались тени и всполохи.

– А где тетя Вера? Где Таня? Они в магазине? За водой пошли? За дровами?

Шурка с Бобкой молчали.

– Где тетя Вера? – непонимающе смотрел он то на одного, то на другого, но в глубине души уже чувствовал ледяной камешек. – Шурка, Бобка, где тетя Вера?! Где Таня?!

Часы во всем городе стучали. Их стук отдавался буханьем в висках.

Перескакивали с деления на деление стрелки. С одной черной палочки на другую.

И вот уже это мелькание превратилось в мелькание черных столбов за окном. Стучали по рельсам колеса.

– Очнулась! – воскликнула тетя Вера.

Таня смотрела и не узнавала. Тетя Вера провела рукой по голове: волосы у нее были короткие, как у мальчика. Лицо раскачивалось в такт вагону. Таня чувствовала головой подушку. И прохладу. Протянула слабую руку к темени: волос не было, только ежик.

– У тебя был тиф, – объяснила тетя Вера. – Я тебя в госпитале нашла. Меня саму туда принесли, после обстрела. А потом я тоже переболела… Не разговаривай пока. Вот, пей. – Она поднесла к Таниному рту ложечку. – Пей.

«Значит, я сумела выбраться из Туонелы…»

Таня смотрела на воду – в ней искрился дневной свет.

– Да что ты? Это просто вода.

Таня оттолкнула руку.

– Где Бобка? – крикнула она.

– Танюша, ляг.

– Где Шурка?.. Где все? Где?!

По тряскому вагону, раскачиваясь из стороны в сторону, спешила медсестра в наброшенном на плечи военном полушубке.

Паровоз работал железными локтями, задыхался на бегу сдобным дымом, но лишь быстрее и быстрее вращал суставами. Словно увидел что-то невыносимо страшное. Он просто не мог остановиться. Он нес их всех: Таню, тетю Веру, вагон, все вагоны, сколько их было, со всеми этими младенцами-скелетиками, с серолицыми взрослыми, в которых не различить мужчин и женщин, с девочками, похожими на старушек, и мальчиками, похожими на старичков. Он уносил их всех – что было сил в его механических внутренностях – из кошмара прочь. На восток.

Мечи, копья, ножи и всякое такое (фин.) .

Мне не нужны часы. Здесь нет времени (фин.) .

Только учти, что здесь ничего есть нельзя!.. И стоять на месте тоже нельзя! (фин.)

Беги отсюда! Уходи с песка! Беги! (фин.)