Селим Ялкут - Братья

— А ты, — Жоффруа обратился к Жискару, — не забудь все пересчитать. До последнего гроша. Вот тебе за труды. — Жоффруа порылся в одежде, достал монету и бросил ее к ногам Жискара. — За твое драгоценное время. И вы присоединяйтесь. — Обратился он к своим. — Он много не берет. Довольно медного гроша. — Компании это показалось смешным, нас стали забрасывать мелочью. — С них возьмешь остальное. — Жоффруа раскланялся издевательски, и веселая компания отправилась восвояси. Взрывы хохота были еще долго слышны.

За все это время Жискар — белый от ярости, не произнес ни слова. Лицо его стало каменным. Он слез с лавки, встал рядом со своими трофеями и скомандовал. — Подходи, кто первый.

Сказать по правде, я остался доволен, упрямец получил хороший урок. Если бы не мое знакомство с Жоффруа, неизвестно, чем бы все кончилось. Не сразу я вспомнил о Чипо. Жискар пока был занят делом.

— Синьор, женщину, что вы спрашивали, я видел сегодня. Она была здесь. На ней не было рыжих волос, но это была она. Я узнал ее. А потом ее увели. Я видел, она не хотела идти. Ее забрали силой, синьор…

Жискар закончил сбор, и мы отправились дальше. Ехали молча, свернули в узкую улочку. Впереди, перекрывая путь, шел человек и выкрикивал устало и монотонно, видно, не первый час. — Если кто видел или знает об Эспере из Марселя, пусть скажет. Награда полагается. Если кто видел…

— Королевская стража. — Я прокричал дважды. Глашатаю полагалось немедленно отойти к стене, но он оказался неповоротлив, и Жискар попробовал на нем хлыст. Он до сих не мог придти в себя от оскорбления.

— Братец Эспер, — бормотал он. — Негодяй, каких мало. Давно следовало оторвать ему голову. Разбойник.

— Ты знал его?

— Еще бы. Видно, получил по заслугам.

— Этот Эспер — человек Дю Бефа?

— Как и другие. Можешь добавить сюда этого мерзавца Жоффруа.

— Но Жоффруа с Дю Бефом враги. Они ссорились при мне, когда мы возвращались из Дамаска.

— Это сейчас, а прежде закадычные друзья. Вместе грабили сирийцев, пока не налетели на засаду. Жоффруа попался и сел на цепь в Дамаске, а эти даже не пошевелили пальцем, чтобы отбить или выкупить. И сейчас бы сидел, если бы не твой братец. Было бы больше пользы для всех. Потому Жоффруа не может простить Дю Бефу. Эспер из той же компании. Такой же негодяй, можешь мне поверить.

— Похоже, ты готов воевать со всем миром.

— Ты догадался. Мне нужна справедливость.

— Сегодня, я слышал, на площади похитили женщину.

— Это здесь причем? Какая-нибудь шлюха. Кто же еще. Приличные сидят дома.

— Как думаешь, для чего?

— А ты не знаешь? Ей конец, если не сбежит.

Мы долго молчали, потом Жискар спросил. — Наверно, у твоей жены есть здесь родственники?

— Ее отец был важным человеком. Его помнят.

— Армяне — хитрый народ. Армяне и евреи. Они знают про нас все. Не поймешь, кто здесь хозяин.

— Добавь сюда греков. Почему спрашиваешь?

— Они тебя помнят. И знают, что ты здесь. — Неожиданно высказался Жискар.

— Перестань говорить загадками. — Слова вырвались невольно. Я был взволнован. Похоже, Жискар заметил и остался доволен.

— Я хочу сказать. — Поучающе произнес он. — Тебе следует быть более внимательным.

— Тогда скажи, кто ты. Чтобы я мог верить твоим словам.

— Кто я? Одинокий волк.

— Одинокий? С этим надеешься на удачу?

— У меня достаточно ушей.

И мы отправились дальше. Если он хотел отплатить мне за унижение, свидетелем которого я стал, ему удалось. Самолюбие Жискара теперь удовлетворено. Больше в тот день мы не разговаривали. И я был этим доволен. Есть о чем подумать. Карина живет в постоянной тревоге и ее настроение передается мне. Таково время. Город сейчас почти пуст, люди ушли в поход, а те что остались, живут тихо и настороженно, дожидаясь вестей.

__ __

Болдуин пошел вдоль побережья. Удача воодушевила его. В город привезли раненых, среди них — Франсуа. Поместили его в госпиталь Марии Латинской, недалеко от Храма Господа. Лекарь прописал перевязки, мази и покой. Несколько дней Франсуа провел, лишь изредка приходя в сознание. Кроме лекаря им занималась Зира, Раймунд позаботился о том, чтобы ее пропускали беспрепятственно, несмотря на общее негодование. Язычница в монастырской лечебнице — никогда прежде такого не было. Зира шла решительно и молча, усаживалась возле Франсуа, и медленно, глоток за глотком поила его чем-то своим, бормоча непонятное, себе под нос. Было от чего ужаснуться. Дело решил отец Викентий. Он поручил опеку больного монаху, тот дожидался, пока Зира уйдет, читал молитву и крестил все вокруг. — Колдунья — Твердил монах.

Отец Викентий и сам часто сидел возле раненого, впадая в долгое раздумье. Он обратил внимание на нательный крест Франсуа, долго держал, рассматривал, будто прислушиваясь к тайным токам, исходящим от металла. Монах осмелился спросить, что Святой отец нашел в этом кресте. — Однажды я держал в руке камень, упавший с неба. Они схожи. — Но ведь это всего лишь простой медный крест. — Воскликнул удивленный монах. — Сила, если ее чувствуешь, не зависит от свойств материи. — Сухо отвечал отец Викентий. Тогда же он пригласил к себе Артенака и объявил, что не питает к Франсуа обиды за прошлое.

Не стоит забывать об усердии монастырского лекаря. Конечно, и его старание помогло Франсуа. Он пришел в себя и стал вставать. Он был еще слаб и мало что помнил. Его отпустили из госпиталя с напутствием гулять и набираться сил. Голова продолжала болеть, и ходил он, будто наугад, без смысла и цели.

Теперь Франсуа часто видели на полях Аппельдама под южной стеной Иерусалима. Когда-то эту землю купил Иуда за вырученные серебряники. С тех пор место стало жильем и кладбищем и пребывает так на протяжении сотен лет. Здесь селились те, кому не хватило средств, войти в город, отшельники, посвятившие земную жизнь молитвенному созерцанию, искатели смысла в одиночестве и испытаниях плоти.

Прежде пошлину собирали мусульмане у ворот Иерусалима, заплатить ее могли немногие. Люди прошли долгую дорогу, волей Господа остались живы и оседали под стенами города, не достигнув цели паломничества. Спали на могильных плитах, в склепах, оставшихся со времени древних иудейских захоронений, молились и ждали смерти. И смерть не задерживалась. На смену умершим приходили другие, и земля не пустовала. Теперь городом владеют христиане, каждый может войти в него свободно. Однако, и сейчас, что-то влечет людей сюда, в спекшееся от жара, усеянное камнями пространство.