Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары M. L. C. D. R.

В окружении графа состоял некто Ла Ферте, отец будущего маршала Франции; но он был неверен своему господину. Стоило графу сделать лишь шаг — об этом тут же становилось известно кардиналу; не знаю уж как, но Ла Ферте узнал о сделанном мне предложении и незамедлительно донес. Кардинал счел меня предателем и, посмотрев недобрым взглядом, спросил, есть ли мне, что ему ответить. Я ответил — нечего, ибо он своими словами навсегда закрыл мне рот.

— Быть может, я закрыл и ваше сердце? — воскликнул он. — Неужели вы захотели мне отомстить?

— Вам, монсеньор? — ответил я удивленно, ибо по его голосу и словам хорошо понял, что он что-то знает. — Разве мог бы я даже подумать об этом — ведь вы мой господин, которому я обязан всем!

— Это мне известно, — перебил он. — И тем не менее: что у вас за дела с графом де Суассоном, что вы с ним затеваете?

Тогда я догадался, что меня кто-то выдал, и понял: лишь правда может вывести его из заблуждения.

— Монсеньор, — ответил я, — если я ничего не рассказал, то не потому, что хотел сохранить это в тайне от вас, но, после того как вы меня пожурили, я подумал, что выполнять свои обязанности лучше, не становясь при этом доносчиком. Господин граф де Суассон предложил мне перейти к нему на службу, но те, кто рассказал вам об этом, должны были передать и мой ответ на сделанное предложение — ответ, который должен вернуть мне ваше расположение, настолько он говорит в мою пользу.

— Я все знаю, — сказал господин кардинал, чтобы смутить меня, — и советую честно во всем признаться, если вы хотите получить мое прощение.

— Я не собираюсь просить прощения, монсеньор, — возразил я. — Мне хочется лишь того, чтобы вы были ко мне справедливы. Я ответил графу, что у меня уже есть хороший господин и я не хочу менять его на другого. И я стану повторять это всю жизнь, до тех пор, пока Ваше Преосвященство не откажетесь от моих услуг.

— И это все, что вы хотите сказать? — перебил меня со всей серьезностью господин кардинал. — Что ж, хорошо, только смотрите, вы очень скоро раскаетесь.

Я сказал ему все, что мог сказать невиновный человек, но поскольку он сомневался в моей искренности, то еще целую неделю даже не смотрел в мою сторону, поручив Ла Ферте еще раз все перепроверить. Ла Ферте приложил немало усилий, но узнал лишь, что переговоры со мной вел Мезьер, а это был человек столь преданный, что из него не удалось вытянуть ничего полезного. Тогда он сам обратился к принцу, чтобы узнать всю правду, и сказал, что я — отважный парень, а произошедшее в Локате — тому пример, равно как и моя преданность кардиналу, который, однако, неважно со мной обращается, и, возможно, я уже питаю к нему неприязнь; итак, вот удобный случай заполучить на службу стоящего человека, и что если он захочет, то он, Ла Ферте, поговорит со мной от его, графа, имени. Граф де Суассон, человек простой и бесхитростный, подтвердил, что Мезьер уже говорил со мной, но без какого-либо результата.

Это вернуло мне благоволение господина кардинала, но отнюдь не свободу господину де Марийяку. Напротив, Королева-мать, затевая что ни день новые интриги вместе с этим министром, окончательно его погубила. А так как оснований для его ареста было явно недостаточно, стали искать преступление, связанное с хищениями из казны, в котором при желании можно обвинить практически любого военачальника. Да и, правду сказать, может ли военачальник быть совсем уж невиновным, будучи ответственным за поступки своих солдат? Но, как ни незначителен был сей предлог, именно он послужил основой для мести кардинала. Он направил к маршалу своих официальных представителей, принявшихся терзать его бесчисленными допросами о таких пустяках, за которые разве что можно отстегать пажа, как сказал один умный человек. Маршал четко отвечал пункт за пунктом, что весьма смущало судей, — но кардинал, видя их нерешительность, напомнил, что им следовало бы тщательнее относиться к своим обязанностям, — и они, из страха вызвать его недовольство, решили всё так, как ему было нужно, приговорив маршала к смертной казни через отсечение головы, и в тот же день приговор был исполнен на Гревской площади {51} . Зная чувствительность господина кардинала, я спросил его, можно ли мне надеть траур. Он холодно ответил, что мне вольно делать все что угодно, — это означало, что поступать так не следовало.

Месяц или два спустя мне предложили весьма выгодный брак, к которому господин кардинал постарался меня склонить, — скорее из-за неприязни к графу де Суассону, чем по другой причине. Девица, которую мне представили как возможную невесту, была племянницей и наследницей барона де Купе, известного недруга его дома. Однажды граф, пользуясь своим высоким положением {52} , приказал капитану своей гвардии нанести барону оскорбление в его собственном доме — под предлогом, что тот якобы был нелюбезен с некой дамой, которую граф уважал. Это стало причиной скандала. По письменной просьбе барона все дворяне, недовольные оскорблением, нанесенным знатному человеку, собрались его поддержать и вынесли решение, что принадлежность к дворянскому сословию защищает его от подобных нападок, и постановили, что отныне не будут видеться с графом, а кто нарушит это постановление, будет признан бесчестным человеком. Решение было выполнено со всей строгостью, и от графа, дотоле имевшего множество друзей и приближенных, все тут же отвернулись. Он сделал все возможное, чтобы оправдаться перед своим кругом, но никто не хотел с ним общаться. За это время неприятель успел подойти к Корби {53} , и поскольку ополчение уже имело своих командиров {54} , граф попросил для себя начальства над армией, надеясь, что судьба будет к нему милостива. Чтобы преуспеть в этом деле, он пошел на крупные траты, накрыв двенадцать столов по двадцать пять кувертов каждый, и, пригласив всю знать, предлагал каждому деньги и даже посылал их тем, кто, по его мнению, в них нуждался. Он добился дружбы многих, но родственники и друзья барона де Купе так его и не простили, продолжая помышлять лишь о мести; и когда встал вопрос о замужестве его племянницы, то обратили свой взор на меня. Они были уверены, что господин кардинал меня поддержит. Ему обо всем доложили, и он сказал мне, что для меня это лучший выбор.

Предложение меня удивило — ведь я не имел ни состояния, ни положения, чтобы удостоиться такого союза; я заподозрил, что за этим что-то кроется, а пример моего отца заставлял меня, как говорится, не ослаблять поводьев. Увидев девушку, я понял, что она прекрасна, хотя и держится довольно смело, — уже при второй нашей встрече она дала понять, что мы почти муж и жена и я не должен превратно истолковывать ее маленькие вольности. Стоило ей это произнести, как я стал прислушиваться и присматриваться к ней повнимательнее и понял, что она на сносях; это тотчас охладило мой пыл. Ошибки не было — она действительно оказалась беременной, и потому-то родственники спешили найти ей мужа; они еще и возмущались, что я отступился, и даже подбили барона де Купе поссориться со мной. Чтобы очернить меня перед господином кардиналом, они наговорили, что жениться мне отсоветовал граф де Суассон, на чью сторону я все-таки перешел, и потому я дерусь с их родственником, который об этом ничего не знал, равно как и я сам. Они имели право так говорить., ибо именно они, как я об этом сказал, заставили его со мной поссориться. Тем не менее господин кардинал, поверив всему сказанному, тайно поклялся меня погубить и, следуя своему намерению, сразу после моего возвращения велел без объяснений бросить меня в тюрьму.