Нина Молева - Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

— Новое положение и новый круг обязанностей, ваше императорское величество, не могли не оказать влияния на нашего дорогого императора. Может быть, со временем...

— Что со временем? Что со временем, Катерина Ивановна? Вы сами верите собственным словам? Уверена, что только пытаетесь утешить себя и меня. Не больше. Правда слишком очевидна.

— Я не ищу для себя утешения, ваше императорское величество. Для монарха так естественно периодически менять надоевших ему приближённых. Что же касается вас...

— Нет-нет, в отношении себя — только вам могу об этом сказать! — я не строю никаких иллюзий. Император перестал проявлять к семейным делам былое внимание.

— Но это так естественно в изменившемся его положении, ваше императорское величество.

— Вы повторяетесь, Катерина Ивановна, и не хотите быть со мной откровенной. Я первая сделала шаг к нашей, как я надеюсь, будущей дружбе. Влияние новых приближённых лиц и в первую очередь этой Лопухиной заставляет императора на многое смотреть иными глазами. Мне хочется, чтобы вы стали моим другом и помощницей в том деле — единственном пока, которое император согласился мне доверить, — в организации женского образования. Вы испытали все его достоинства и недостатки на себе, значит, тем более можете во многом быть мне полезной. Вас устраивает подобная перспектива?

— Я признательна вам за доверие, ваше императорское величество.

— Ну и прекрасно. Тогда начнём со Смольного института. Вы решили продолжать жить в его стенах? Почему они вас устраивают? Может быть, вы согласились бы стать во главе его? Теперь это целиком зависит от меня — только скажите.

— У меня нет никаких административных амбиций, ваше императорское величество, и я ровным счётом ничего не понимаю в педагогических вопросах. Я была бы счастлива, если бы вы позволили мне вести тот образ жизни, который я сейчас веду.

— О, никакого насилия, Катерина Ивановна, никакого!

— Благодарю вас, государыня.

— Это так естественно — уважение к мнению твоего собеседника. Но вы ещё не ответили на мой второй вопрос — почему же всё-таки Смольный? Вы переехали в него четыре года назад.

— Да, государыня, в 1792 году. Переехала не задумываясь. За годы занятий в институте он стал для меня моим настоящим домом.

— А ваша семья, родные?

— Только дальние родственники, государыня. К тому же я предпочитаю полную независимость, которая позволяет предаваться моим любимым занятиям — музыке, чтению.

— А разве Смольный не приучил вас к рукоделию? Это меня по меньшей мере удивляет. Я хотела бы, чтобы в новой программе обучения всем видам женского рукоделия уделялось значительно больше времени. Вы же знаете, как я сама люблю это занятие. Оно к тому же не мешает ни беседе, ни собственным размышлениям.

— Ваше величество, у меня иначе сложилась институтская судьба.

— Расскажите, расскажите по возможности подробней, Катерина Ивановна. Мы с вами так давно друг друга знаем, столько вечеров провели рядом друг с другом, а ничего о вашей жизни я так и не знаю.

— Здесь нет ничего такого, что заслуживало бы вашего внимания, ваше императорское величество. На мою судьбу в институте оказали влияние два, как мне кажется, обстоятельства. Первое — знание французского языка, с которым я пришла в институт.

— И надо сказать, превосходное знание. На это обратила внимание сама королева Мария-Антуанетта. Она даже сказала, что чувствует себя в Версале чужеземкой по сравнению с вашей французской речью. Вы знали об этом?

— Мне передавали через третьи руки слишком лестный для меня отзыв королевы. Но я его всегда воспринимала скорее как комплимент, обращённый к придворным нашего двора, ваше императорское величество. Все обратили внимание, как французская королева старалась выразить своё уважение и симпатии к графине Северной. А этот великолепный туалет, который её королевское величество с такой любовью и вкусом для вашего императорского величества выбрала.

— Вы помните об этом, Катерина Ивановна, — мне это очень приятно. Сегодня мне порой кажется, что тогда, в нашей поездке с императором, я была более счастлива, чем сейчас, и что долгожданный престол не сулит мне настоящего душевного покоя. Но мы отклонились от темы. Вы не назвали второго обстоятельства.

— Вторым стали занятия танцами и особенно сценическими представлениями. Даже детьми мы очень скоро поняли, что дело было не в общем воспитании пансионерок, а в постановке экзаменов, а дальше — и целых спектаклей, которым посвящал столько времени и душевных сил господин Бецкой.

— Он хотел таким образом как можно эффектнее представить покойной императрице своё детище. Или ...или императрица с самого начала думала о подобном дворянском театре?

— Мне трудно сказать, но верно и то, что первые же экзамены по танцам и живым сценам вызвали удовольствие покойной государыни. Она не уставала расхваливать монастырок перед своими многочисленными иностранными гостями, и это стало частью протокола — привозить их в Смольный.

— Однако с того времени, что я в Петербурге, я подобного увлечения уже не замечала. Экзамены демонстрировались почти исключительно научные, а малому двору на них и вовсе не было нужды бывать.

— Это объясняется очень просто, ваше императорское величество: занятия с нами, пансионерками первого приёма, заняли почти двенадцать лет. Это были годы настоящей муштры балетмейстерами, актёрами, постановщиками. В конце концов, многие из монастырок могли успешно соревноваться с профессиональными актёрами, больше того — с заезжими знаменитостями.

— И вы первая, Катерина Ивановна.

— Вы очень добры, ваше императорское величество. Многого добились и танцовщицы, и музыкантши, и сочинительницы стихов, наконец. Но дальше состоялся выпуск, и те, кто был моложе нас, никогда не привлекали такого внимания и усилий педагогов. Просто институтский театр перестал существовать. А готовить нам смену — значило превратить институт в театральную школу.

— Вот-вот! Как я рада, что вы сами подошли к тому выводу, который для меня напрашивается сам собой, Катерина Ивановна. Институт предполагает воспитание дворянских девиц, и превращение их в актёрок попросту неуместно и недостойно их звания. Вам так не кажется, Катерина Ивановна? Сама по себе идея превращения дворянки в актёрку мне представляется глубоко оскорбительной. Где, наконец, воспитанница института может применить умение, полученное после стольких часов занятий и муштры, подумайте сами. Вот вы, например? Разве наши спектакли при малом дворе, наши игры в шарады — когда приходила такая охота — оправдывали хоть в малейшей мере затраченные в детстве усилия?

— С вами невозможно не согласиться, ваше императорское величество, и всё же... всё же такие мысли приходят много позже. А во время занятий, представлений это становится составной частью детского счастья.